Я киваю:
– Мой папа постоянно рядом, но он не всегда присутствует, если ты меня понимаешь.
– Прекрасно понимаю.
Мы какое-то время едем молча, слушая сообщения Рейчел о наблюдениях стражей. Олли позади нас болтает с Брендоном.
– Я всегда так любил Остару, – говорит Брендон. – Один из венеуров принимает ставки на то, устроит ли Мидраут какую-то выходку в этом году.
Я резко оборачиваюсь в седле.
– Что он делает?!
Мысль о том, что кто-то из нас устроил из этого нечто вроде игры, когда все боятся, заставляет меня вспыхнуть гневом.
– Не беспокойся, – успокаивает меня Брендон. – Я ему уже врезал.
Остара предположительно праздничная ночь. Но в прошлом году мы покинули Тинтагель, ожидая, что вернемся к пиру, а вместо того вернулись с шестьюдесятью погибшими товарищами. Тень случившегося висит над приготовлениями к празднику этого года. Рееви все-таки украшают замок, развешивают по стенам и потолку гирлянды из жимолости и клематисов. Они устанавливают длинные столы с хрустальными кувшинами и бесценным фарфором. Но нет предвкушения… Мы все давно ждали, когда Мидраут покажет зубы. Если он собирается, это будет в один из дней, важных для танов: Самайн, Остара, Белтейн. Логично такое предполагать, ведь мистические силы Аннуна в эти дни наиболее могучи. Думаю, это потому что Мидраут – садист, которому хочется изгадить даже эту радостную ночь.
В ночь Остары бедняжка Сайчи приходит в конюшни, сдерживая слезы. А у Олли дрожат руки, когда он седлает Балиуса.
– Ну почему это все так по-дурацки устроено? Рычит он, когда я помогаю ему с упряжью.
Мои руки действуют уверенно, хотя сердце болит. Я снова вижу голову Рамеша, катящуюся по земле. Эта картина никогда не исчезает из моей головы, но сегодня она вообще не пропадает.
– Вы в порядке, ребята? – спрашивает Сайчи.
Это напоминание мне о том, что мы не можем все испортить для нее. Она и так уже упустила самые лучшие аспекты Аннуна. И если мы страдаем, она страдает сильнее – сегодня ровно год со дня смерти ее брата. И нам следует постараться, чтобы этой ночью дать ей немножко радости. Если, конечно, Мидраут не убьет нас до того, как мы вернемся. Я ловлю взгляд Олли, и он кивает, явно думая о том же.
И только двое не выглядят подавленными. Это пес Кавалл, взволнованно сопящий у наших ног, и Самсон – он шумно, агрессивно оптимистичен. Но, если честно, это выглядит жутковато.
– Что ж, официально добро пожаловать, Сайчи! Мы действительно рады, что ты теперь в нашей команде как полноправный рыцарь.
Самсон улыбается ей, протягивая руку, словно намереваясь похлопать Сайчи по плечу, но передумывает и вместо того гладит ее лошадь. Когда мы выводим лошадей из конюшни и садимся в седла, Самсон говорит:
– Едем на юг, маршрут вдоль реки. Держимся вместе, построение «черепахой». Расслабьтесь, постарайтесь пока познакомиться поближе.
Умно. Очень умно. Он использует защитное построение как упражнение по завязыванию отношений. Мы не нуждаемся в дополнительных словах, все поворачивают лошадей так, чтобы окружить Сайчи: мы с Лэм едем слева от нее, Олли с Балиусом – справа, Самсон – впереди. Остальные прикрывают тыл. Это один из тех моментов, когда мы автоматически действуем вместе, как будто каждый обладает способностью читать мысли, как Олли, – и это больше всего нравится мне в рыцарях.
Мы молчим, пересекая подъемный мост, и направляемся на свой маршрут. Какое-то время мы едем вместе с паломидами и ланселотами, потом они поворачивают. Я вижу много напряженных лиц – не у одной меня мучительные воспоминания. Мы пересекаем реку и движемся вдоль южного берега, мимо актеров в шекспировских костюмах, троллей и прочих монстров, что скрываются там в бетонных лабиринтах. Мы скачем вдоль Темзы, где прежде в волнах плескались дельфины, келпи и русалки – с хвостами, облепленными водорослями и зелеными волосами, – они частенько грелись на солнце на гальке внизу. Теперь река темна, словно под ее поверхностью таится бездна воображения, ядовитого настолько, что оно поглощает все.
Мы уничтожаем несколько мелких кошмаров – гигантскую крысу и трикстеров, что достают молодых сновидцев. Наконец мы добираемся до чайного клипера
[14] «Катти Сарк», что стоит у Гринвича, и поворачиваем на юг, прочь от воды, к деревне. Я невольно вспоминаю, что всего в нескольких милях к востоку от нас стоит старый Королевский арсенал, где в прошлом году Мидраут устроил свою штаб-квартиру. Окруженные оградами здания, что тянутся до парка, рождают неприятное эхо. Даже сны о леди в затейливых шляпках и пышном атласе не смягчают оглушительный стук копыт наших лошадей. Я использую Иммрал, чтобы смягчить звук.
– Спасибо, Ферн, – говорит Самсон. – Я уже начинал тревожиться, услышу ли я что-то в шлеме при таком стуке. Обычно ведь вокруг больше шума. Поэтому мы не так часто слышим наших лошадей.
Внезапно злобный лай разносится в пространстве, отдаваясь от каждой поверхности. Это Кавалл, он гавкает, как одержимый.
– Тише, Кав! – зыкаю я на него, но он не умолкает.
Пес кусает ноги какой-то статуи.
Я могла бы поклясться, что этой статуе следовало изображать какого-то военного – какого-нибудь давно усопшего адмирала. Но сейчас лицо, что таращится на нас, принадлежит Себастьяну Мидрауту. И это воплощение надменности. А может быть, просто общее воображение заменяет лица скульптур его образом. В любом случае пса это доводит до безумия.
– А он разбирается в людях, – отмечаю я, останавливаясь рядом с лающим зверем.
Лэм тычется в Кавалла носом. Он огрызается и разворачивается, потом энергично лижет морду Лэм. Она, похоже, не имеет ничего против.
– Скажи своей лошадке двигаться дальше, – говорит Олли.
– Поехали, – кивает Самсон.
Мы трогаемся с места, с сомнением оглядываясь на статую Мидраута.
В шлемах звучит голос Рейчел:
– Бедеверы! У нас знаки на Круглом столе.
Мое сердце подпрыгивает.
– Фиолетовый инспайр, – продолжает Рейчел. – Иммрал. На вершине холма прямо перед вами. Стол просто с ума сходит. Что бы там ни происходило, это серьезно.
Мы переглядываемся. Это то самое, думаем все мы. То самое, что затевает Мидраут.
Но по крайней мере на этот раз мы готовы.
45
Сайчи собирает поводья, ее руки дрожат.
Я тянусь к ней.
– Все будет в порядке, – говорю я.
– Ты этого не знаешь, – возражает она.
Мы пускаем лошадей галопом, скачем от Морского колледжа в парк Гринвич. Теперь копыта лошадей стучат по траве, а все сердца бьются в унисон. Мы объезжаем стада оленей, потом мчимся мимо одиноких волков и стай хищных рептилий. Когда травянистый склон поднимается круче, мы видим обсерваторию. Монументальное сооружение для изучения звезд. Оно весьма впечатляюще выглядит в Итхре, но в Аннуне просто ошеломляет. Звезды постоянно висят над ним, как полог, а вокруг кружат крошечные блестящие планеты. Но этой ночью здесь что-то не так. Что-то похуже предательского металлического вкуса силы Мидраута. Инспайры, что постоянно пульсируют возле меня, ожидая, когда я использую свой Иммрал, прячутся в меня, словно испугавшись того, что ждет впереди.
