К горлу Марен подкатил едкий комок желчи. Она вытащила из сумки завёрнутые в пакет кошмары.
– Возьмите, – сказала она. – Надеюсь, они напугают вас до смерти.
Только вас и никого другого. Марен была готова провалиться сквозь землю от стыда и чувства вины. Отдать кому-то кошмары – это худший поступок за всю её жизнь, и она ненавидела себя за свой эгоизм. Но дело не только в ней. Речь шла об исцелении Хэлли, обо всей их семье. Не хватало её родителям вдобавок ко всему ещё и скандала!
Высокая женщина развернула сны, понюхала чёрный пакетик и еле заметно кивнула.
– Завтра мне понадобится ещё дюжина.
– Ещё дюжина? – У Марен осталось всего шесть ночных кошмаров.
– Да, и ещё я бы хотела немного шепчущей пыли.
Колени Марен едва не подогнулись. Откуда эта женщина узнала про пыль, удивилась Марен. Но затем с содроганием поняла: должно быть, есть ещё одно видео с ней и Хэлли. Что также означало, что эта гадкая женщина давала кошмары другим людям. Иначе зачем ей понадобилась шепчущая пыль? Марен почувствовала себя червяком. Даже хуже, чем червяком. Жалким слизнем.
– Я не могу дать вам шепчущую пыль, – сказала она. – Даже мне нельзя к ней прикасаться.
– Меня не волнует, как ты её достанешь, – сказала Якобы-мисс-Мало. – Главное, чтобы она была у меня.
– Но это нечестно, – сказала Марен. – У нас был уговор.
Брови жуткой женщины изогнулись в наигранной жалости.
– Ты действительно думала, что я буду держать слово? Мило… Теперь ты моя, Марен Элоиза Партридж.
Перед глазами Марен закружились чёрные звёзды. Кажется, её сейчас вырвет.
– Ты принесёшь мне сны и пыль, – сказала женщина, – или все узнают, что ты наделала.
Марен развернулась на пятке и опрометью бросилась прочь. Мерзкий пронзительный смех летел ей вслед, даже когда она свернула за угол, когда бежала мимо входа в больницу, когда выскочила на стоянку, на которую как раз подъезжал автобус.
– Подождите! – отчаянно выкрикнула Марен.
Двери открылись, и на ступеньках появился Амос, собиравшийся выйти.
– Привет. – Его улыбка сменилась тревогой, стоило ему увидеть её распахнутую куртку и безумное выражение лица. – Что случилось? Она очнулась?
– Нет. – Марен попыталась обойти его, но он преградил ей путь. – Мне просто нужно домой. – Она сунула локоть между ним и дверью и попыталась протиснуться внутрь.
Амос не двинулся с места:
– С твоей сестрой всё в порядке?
– С ней всё в порядке! – огрызнулась Марен. – Может, ты всё-таки отойдешь? Ты всех задерживаешь.
– Она права, – сказал водитель автобуса. – Ты создаёшь пробку, приятель.
Амос пристально посмотрел на Марен, как бы говоря – я вижу, что-то случилось, и отступил в сторону. Марен споткнулась на ступеньках и уронила один из своих четвертаков. Он покатился по проходу, и она, то и дело наклоняясь и чертыхаясь, погналась за ним. К тому времени, когда Марен наконец нашла его под чьей-то сумкой с покупками, она задыхалась, и с кончика её носа капали слёзы.
Автобус уже оставил больницу далеко позади, когда Марен вспомнила, что забыла навестить Хэлли.
13
Бросив сумку и туфли на пол, Марен, не раздеваясь, забралась в кровать. Всё её тело болело от усталости и горя. Она прямиком угодила в ловушку и понятия не имела, зачем этой женщине понадобились кошмары. Неужели ей, Марен, никогда больше не разрешат навестить сестру? А бабушка больше не пустит её в магазин снов? Нет, только не это. Пока родители на работе, она оставалась бы совсем одна, бродя по дому, как печальное маленькое привидение.
Хотя до вечера было далеко, Марен открыла деревянную коробку на прикроватном столике и вытащила бледно-голубой пакетик – цвета яиц малиновки. Она приготовила этот сон, когда Лишта впервые начала учить её создавать сны памяти. Сделан он был неуклюже, работа новичка, но это не имело значения. Марен приготовила сон про Хэлли. На его изготовление пошли прядь волос сестры, обрезки травы с их заднего двора и нитки от старого пляжного одеяла их мамы. Она положила пакетик под язык, откинулась на подушку и закрыла глаза.
* * *
Она сидела, заплетая в косу длинные светлые волосы сестры, на полосатом одеяле посреди широкой зелёной лужайки. Всё, кроме травы, было смазано, но это не имело значения, потому что единственное, что волновало Марен, – это Хэлли. Она заплетала Хэлли косу, и костяшки её пальцев касались тёплой и твёрдой спины сестры. В воздухе пахло солнцем и свежескошенной травой. Вокруг раздавалось щебетание и трели птиц. Марен продолжала плести косу – прядь за прядью, прядь за прядью. Коса всё росла и росла. В конце концов Марен была вынуждена свернуть её у себя на коленях. Казалось, ей не будет конца, но Марен не возражала. Она любила сестру, ей было приятно сидеть вместе с ней под этим ослепительным небом.
Тёмно-зелёный газон начал рябить в глазах и закручиваться, образуя большие катящиеся волны, унося с собой одеяло с сидящими на нём Марен и Хэлли. Они плыли вверх-вниз, вверх-вниз. Марен сняла с запястья резинку и закрепила ею конец косы Хэлли. Вверх-вниз, вверх-вниз. Взяв конец косы, который был свёрнут у неё на коленях, она обернула его вокруг талии Хэлли и своей собственной, и прижалась щекой к спине сестры.
– Пока мы вместе, мы в безопасности, – прошептала она.
Хэлли не шелохнулась, но Марен знала: сестра её слушает. Коса будет оберегать их, несмотря ни на что.
* * *
Марен проснулась от резкого запаха жареного лука. Она натянула на голову одеяло, закрыла глаза и попыталась вернуться к Хэлли, в тот залитый солнцем сон, от которого остались только фрагменты. Мягкость рубашки сестры под её щекой, мягкость её собственной подушки. Призрачное присутствие сестры.
– Вернись, – прошептала она, но сон продолжал тускнеть.
Она должна быть осторожной и не злоупотреблять этими снами, потому что после них реальность ранила в тысячу раз больнее. Марен отбросила одеяло и, пока остатки сна парили по краям её сознания, тихо лежала, вдыхая кухонные запахи. Что бы там ни готовилось на кухне, в её животе вскоре заурчало. Она услышала голос мамы, потом отца и взглянула на часы. Было всего шесть тридцать. Они ещё ни разу не возвращались домой так рано. Причём сразу оба. Неужели что-то случилось? Или им неким образом стало известно, что она натворила?
С трясущимися поджилками Марен на цыпочках пошла по коридору, пытаясь услышать, что говорят родители. Внезапно мама рассмеялась, к ней тотчас присоединился басистый смех отца. Марен не помнила, когда они в последний раз так смеялись. Она бросилась в кухню и увидела, что родителя стоят, прислонясь спиной к столу, а на плите кипит кастрюля с супом.
