Раньше, когда Амос жил на её улице, они были одного роста, но теперь он стал на несколько дюймов выше. Он встал на цыпочки и потянулся.
– Да, я могу дотянуться.
– Подожди. – Марен порылась в сумке и вытащила маникюрные ножницы. – Так тебе не придётся тянуть вниз всю паутину… и паука вместе с ней.
Она вздрогнула и отступила на шаг. Амос отрезал кусочек паутины. Марен протянула ему пакет, чтобы он бросил в него отрезанный кусок.
Между тем в голове у Марен оформился новый сон: спящий угодил в гигантскую паутину. Впрочем, через пару-тройку жутких мгновений она превратит шёлковый кокон в спальный мешок.
– Почему ты не можешь рассказать бабушке, что делаешь новые сны?
– Никто не должен об этом знать, – сказала Марен, хотя её так и подмывало рассказать. – Извини.
– Всё так плохо? – Сквозь доски пирса пробился луч света и светлой полоской упал на щеку Амоса. Его лицо было таким добрым и полным тревоги, что Марен с трудом верилось, что перед ней тот самый мальчишка, что защищал самого вредного задиру в школе.
– Типа того, – прошептала она.
– Я так и знал. – Глаза Амоса сердито вспыхнули. – Почему ты не скажешь своим родителям? Или не обратишься в полицию?
– Потому что, если я это сделаю, она расскажет им про мой ужасный поступок. – Марен была готова разрыдаться. Она наивно полагала, что, если рассказать кому-то, станет легче, но она лишь ещё глубже осознала весь ужас своего положения. Она отвернулась и подняла с земли пустую пластиковую бутылку из-под газировки, но не для приготовления сна, а чтобы, когда они вернутся в город, бросить её в бак для утилизации.
– И насколько ужасен твой проступок? – сказал Амос. – Ты ведь никого не убивала?
– Нет. – Марен сморгнула слёзы. – Но если я расскажу тебе, у других людей возникнут неприятности.
– Паршиво, – сказал Амос. – Но если всё же решишь рассказать и захочешь, чтобы кто-то тебя поддержал, дай мне знать.
Марен язвительно усмехнулась:
– Верно, ведь в прошлом ты так здорово поддержал меня.
Амосу хватило порядочности отвернуться.
– Я никогда не хотел обижать тебя. Но ты оттолкнула меня, и я не знал, что делать.
Марен перешагнула наполовину утопленную в воду гниющую балку.
– Тебе следовало выбрать меня. А не Кертиса.
Предательство Амоса казалось сущей мелочью по сравнению с той гигантской катастрофой, с которой она столкнулась сейчас. Но это всё же было предательством.
– Наверное, – сказал Амос. – Извини.
– Я приму твои извинения только в том случае, если ты, когда он начнёт кого-то унижать в следующий раз, сделаешь что-нибудь, – сказала Марен. – А если промолчишь, значит, ты такой же гадкий, как и он.
Амос кивнул:
– Клянусь, я ему больше не позволю. Если ты снова готова общаться со мной, обещаю быть хорошим другом. Моя мама тоже скучает по тебе. Она постоянно уговаривает меня пригласить тебя на ужин.
Губы Марен растянулись в робкой улыбке, хотя она и не простила его полностью. Ей очень хотелось надеяться, что однажды всё это закончится и она, как в старые добрые времена, заглянет на ужин к Амосу.
– Я подумаю об этом.
– Я даже готов испытать на себе эти твои кошмары, – сказал Амос. – Чтобы доказать, что говорю серьёзно.
Марен рассмеялась. Амос ненавидел кошмары даже больше, чем она.
– Я это ценю, но в этом нет необходимости.
– Хорошо, если ты передумаешь, предложение остаётся в силе.
Амос сделал серьёзное лицо и протянул руку. Марен пожала её своей грязной рукой. Впервые за долгое время ей стало тепло на душе.
17
На следующее утро была пятница. Шесть дней до того, как Хэлли переведут в клинику длительного пребывания. Марен не ложилась почти до четырёх часов утра – смешивала, кипятила, разогревала в микроволновке зловещие ингредиенты, а затем, отмерив порции, насыпала их в электрическую кофемолку родителей. Для этого она спряталась в гараже, чтобы родителей не разбудило её жужжание. И вот теперь она была как сонная муха, у неё болела голова, но кошмары были готовы. Хотелось надеяться, они получились достаточно страшными, чтобы удовлетворить Обскуру, но при этом безопасными, чтобы в конце концов успокоить тех, кому они приснятся.
Сонная и неуклюжая, Марен забралась в автобус с небесными и морскими звёздами и бросила в прорезь монетки.
– Эй, мисс Партридж, – раздался за её спиной скрипучий старческий голос. Капитан Перри помахал рукой и похлопал по свободному сиденью рядом с собой. Марен села рядом с ним.
– Вы тоже едете в больницу? – спросила она. Не хотелось бы, чтобы он столкнулся с Обскурой.
– Нет, я еду в строительный магазин, – сказал капитан Перри. – Лодке требуется небольшой ремонт.
Марен с облегчением вздохнула:
– Ваш грузовик всё ещё в мастерской?
– Я не садился за руль после аварии, – сказал Перри. – Подумал, что мне пора немного сбавить обороты.
– Ой, простите. – Марен не знала, почему она извиняется, ведь именно он врезался в них, но ей всё равно было жаль его.
– Всё в порядке. – Капитан Перри подмигнул ей. – Зато теперь я могу не торопясь любоваться прекрасным пейзажем. Когда ты будешь такой же старой, как я, ты его тоже оценишь.
Они сидели, тихо любуясь видом из окна. Между тем автобус, пыхтя, катил по главной улице городка. Ресторан Мэйси Мэй всё ещё был закрыт, как и бакалейный магазин.
– Они всё ещё не избавились от ос? – спросила Марен. Расстегнув отделение рюкзака, где лежал шприц-карандаш, она потрогала пальцем его кончик.
Капитан Перри покачал головой.
– Они опрыскивали розовый куст самыми разными средствами, но этим проклятым насекомым хоть бы хны. Совет по здравоохранению сказал Эрнесто, что если он хочет открыться снова, то должен вырубить весь куст, но он послал их подальше.
Марен не могла представить себе магазинчик «Свежее и зелёное» без этого красивого куста и сладкого запаха роз. И хотя осы появились не по её вине, ей было тошно смотреть, как город разваливается буквально на глазах.
– Да, печально, – сказал капитан Перри. – Здесь всё меняется.
Марен вздрогнула, вспомнив слова сухопарого мужчины рядом с «Обезьяньей Лапой».
– Моя дочь зовёт меня перебраться к ней во Флориду, – добавил Перри. – Я всё время говорю «нет», но ночной холод пробирает меня до костей. Я почти не сплю.
