– Бабуля! – крикнула она ещё раз.
– Марен? – раздался из соседней комнаты сонный голос. Потом послышался лязг и глухой удар.
Марен бросилась к Амосу. Замок поддался не сразу, но в конце концов дверь открылась. Амос сидел на полу, помятый и грязный. Когда она вошла в комнату, он отпрянул и ударился головой об угол кровати.
– С тобой всё в порядке? – спросила Марен.
Молчание.
– Да какая разница, – сердито буркнул Амос.
Марен опешила:
– Ну конечно мне это важно!
Амос покосился на неё и презрительно фыркнул.
– Что с тобой? – удивилась Марен.
– Я не понимаю. – Сонливость в его голосе улетучилась, мгновенно сменившись язвительным гневом. – Я попросил у тебя прощения за все выходки Кертиса. Я думал, ты меня простила. Я думал, мы снова друзья.
– Мы и есть друзья, – сказала Марен. – О чём ты говоришь?
– А вот это уже несмешно. – К ужасу Марен, Амос вытер с глаз слёзы. – У моей мамы, наверное, уже случился сердечный приступ, пока она меня ищет.
И тут Марен всё стало понятно. Она бочком подошла ближе.
– Амос, ты думаешь, это я заперла тебя здесь?
Амос тихо чертыхнулся себе под нос, и Марен прижалась к заплесневелой стене.
– Обскура кормила тебя шепчущей пылью.
– Чем… шепчущей?..
– Пылью. Она тебе что-то рассказывает, пока ты спишь. Лжёт тебе.
Амос покачал головой, словно хотел всё прояснить. Марен вздохнула.
– Подумай сам. Ты помнишь, как я привела тебя в эту комнату?
– Я не знаю. У меня в голове всё перемешалось. – Амос на миг умолк. – Я даже не знаю, правда ли то, что происходит прямо сейчас.
– Правда. Но я не приводила тебя сюда. Это сделала Обскура. А потом она напоила тебя чем-то вроде зелья для контроля над разумом и сказала, что это я во всём виновата. – Марен не могла скрыть ярости в голосе. – Ты должен мне верить, даже если тебе не хочется.
Амос с силой потёр глаза и уставился в пол.
– Я… верю тебе. Я начинаю вспоминать. Дай мне минуту.
Марен нетерпеливо топнула ногой. У неё не было и минуты, но Амосу требовалось время, чтобы привести мысли в порядок. Он снова потёр глаза и сделал несколько медленных вдохов.
– Хорошо, – сказал он. – Мне кажется, я помню, как ты заперла меня здесь, но я также помню историю, которую ты рассказала мне в автобусе. Я должен выбрать, во что верить прямо сейчас, и я выбираю тебя.
Марен сглотнула ком в горле.
– Я должна найти выход отсюда. Поможешь мне?
Амос неуверенно поднялся на ноги и кивнул.
– Пойдём.
* * *
При мысли о том, что она оставляет Лишту в этом подвале, пусть даже до тех пор, пока сама она не сможет сбежать и добраться до полицейского участка, Марен сделалось плохо. Увы, они с Амосом не смогли бы тащить бабулю, пока искали выход. Если Обскура вернётся, им придётся бежать – либо из театра, либо обратно в свои комнаты, а это невозможно сделать, таща за собой спящую бабушку. Марен ещё раз проверила оба конца коридора, после чего они выскользнули из комнаты Амоса.
– Я проголодался, – сказал он.
В ответ у Марен заурчало в животе. Они прокрались по лестнице на сцену и порылись в ведрах в поисках чего-нибудь съедобного, но увы, съедобного оказалось всего ничего: пригоршня листьев мяты, мармелад с корицей, несколько разломанных солёных крекеров.
– Мне кажется, мы пришли этим путём, – сказала Марен, указывая на заднюю часть зала. – Посмотрим, открыта ли ещё дверь.
Пока они с Амосом крались по наклонному проходу тёмного зала, Марен чутко прислушивалась, нет ли рядом Анри. Но попугай либо прятался, либо спал. Или же он нашёл выход и улетел, хотя она очень надеялась, что не нашёл, потому что в её голове проросло семя новой идеи и росло стремительно. Запасной план на случай, если они не смогут отсюда выбраться.
Марен понятия не имела, который час, куда пропала Обскура и здесь ли ещё этот человек с голосом сороконожки. Она молилась о том, чтобы им не столкнуться с кем-то из них в дверях, если злодеи вдруг вернутся. Но даже если такое случится, она могла бы достаточно долго их отвлекать, чтобы Амос успел убежать.
Сквозь щель между дверьми в задней части театра проникал свет. Набрав полную грудь воздуха, Марен поманила Амоса и приоткрыла дверь. Та издала ужасный, мучительный скрип, от которого у неё на глаза навернулись слёзы, но коридор был пуст. Перила парадной лестницы были увиты голубыми рождественскими гирляндами на батарейках. Некогда роскошный ковёр лежал в клочьях, окошечки касс покрывал слой пыли и грязи. В углу съёжилась разбитая буфетная стойка, словно ожидая, что кто-то вернётся с бейсбольной битой и закончит работу времени.
Сбежав с лестницы, Амос галопом бросился к средним дверям и налетел на них как таран. Увы, они даже не дрогнули. Тогда он потянул их на себя. Бесполезно. Марен попробовала другие двери, но результат был тот же.
Должен же быть другой выход.
– Я проголодался как волк, – простонал Амос, когда они проходили мимо буфета.
Марен юркнула за облезлый прилавок и стала рыться на полках и в шкафах, но все коробки с конфетами прогрызли мыши.
– «Сливочные ириски»? – Амос поднял изодранный пакетик.
Марен подумала и покачала головой.
– Я бы не советовала, если не хочешь подцепить мышиную чумку.
Амос пожал плечами и сунул в рот пригоршню слипшихся ирисок. Через пару секунд его глаза выпучились, и он выплюнул липкий комок на пол. Марен закатила глаза и указала в сторону зала.
– Давай пойдём вслед за указателями на выход. Один из них наверняка открыт.
Но каждая дверь, которую они находили, была заперта на засов, каждое окно крепко заколочено досками.
– Ух ты, она и вправду всё тщательно спланировала, – сказал Амос, с силой пнув непробиваемую стальную дверь.
Марен поморщилась, гадая, как долго Обскура планировала это похищение. Или она сначала намеревалась схватить Хэлли? Интересно, как бы развивались события, если бы она вовремя предупредила Хэлли, и аварии не произошло. Возможно, вместо неё пленницей в этом театре стала бы Хэлли. Но Хэлли наверняка за пять минут сообразила бы, как сбежать отсюда.
Амос прошмыгнул на лестницу, что вела в подвал, и высунул голову.
– Эта лестница также ведёт наверх. Возможно, там будет пожарный выход или окно. Мы сможем его разбить и выпрыгнуть в него.
– Отличная идея.
Марен последовала за ним вверх по ступеням. Слабый шорох сделался громче. Нежный, как шёпот тысячи голосов одновременно. Мотыльки. Кожа Марен покрылась мурашками. Они с Амосом дошли до самого верха и вошли в заполненный хламом и тенями зал. Шорох мотыльков становился всё громче, пока не превратился едва ли не в рёв, доносившийся из-за двери справа. Судя по его звуку, их там были тысячи. Они порхали туда-сюда, налетая на противоположную сторону. Возможно, это было лишь воображение Марен, но ей показалось, что деревянная перегородка выгнулась под их напором.
