Бросив быстрый взгляд на Софию, словно спрашивая позволения сесть, Анна рухнула в кресло.
София улыбнулась.
– Перестань, – сказала она. – Мне кажется, мы с тобой давно оставили в прошлом сословные различия, ты не считаешь? Устраивайся, как тебе удобно.
– Матерь Божия! – Анна окинула взглядом Максин, которая стояла спиной к закрытому ставнями окну. – Посмотри, на кого ты похожа! Нет, я ничего не видела, зато слышала.
– Слава богу, вы обе живы остались, – сказала София, – хотя тебе, Максин, надо бы немножко почистить перышки. Тебя кто-нибудь заметил возле гостиницы?
Максин помотала головой:
– Никто бы на меня и внимания не обратил. Я была в старом пальто, замотана шарфом и с шапкой на голове.
Анна тоже заверила, что ее вряд ли кто видел.
– Я возвращалась кружным путем, и на улицах почти никого не было. И вообще, всех не арестуют.
– Да уж… – ожесточенно проговорила Максин.
– Но карательные меры будут, – мрачно заметила Анна, глядя на обеих по очереди.
Да, такая возможность выглядела весьма реальной; при мысли об этом Софии даже физически стало не по себе.
Максин угрюмо смотрела в пространство.
– Мне во что бы то ни стало надо узнать, погиб ли Брукнер, – проговорила она.
Ранним утром следующего дня София с нетерпеливым беспокойством уже расхаживала по саду, дожидаясь новостей после взрыва. Радио у них не было, поэтому Анна ушла в город, чтобы хоть что-нибудь разузнать.
Вот задняя калитка открылась, в сад вошла Анна, и по ее вытянутому, встревоженному лицу София сразу поняла: добрых новостей ждать не приходится. Анна говорила, с трудом переводя дыхание, слова лились из нее быстрым, безостановочным потоком.
– Бежала всю дорогу, думала, поскорее бы вернуться. Всю ночь немцы хватали всех, кого хоть чуть-чуть заподозрили в сочувствии партизанам. А с ними еще и тех, кто недостаточно активно поддерживал германский рейх.
– Значит, в безопасности могут чувствовать себя только фашисты.
– Вот-вот.
– Докатились… Не хватало только… – София не закончила свою мысль. – Ты кого-нибудь видела?
– После взрыва почти все мужчины из города пропали: кого посадили, кто подался в горы. Впрочем, встретила одну женщину, Ирма ее зовут…
– Тоже связная, как и ты?
– Да. Говорит, у нее в три часа сегодня встреча с Максин на Виа Фаэнца. Познакомит ее с Лукой, их вожаком.
– А что насчет бомбы?
– Говорят, в гостиницу кто-то бросил ручную гранату, – ответила Анна. – Жаль, что нельзя сейчас вернуться домой. Здесь просто ужасно. Люди голодают, дерутся за объедки, выброшенные ресторанами. Готовы лезть под пули, чтобы только достать еды для своих семей.
Домой. Вспомнив Кастелло, София тоже затосковала – так захотелось поскорее оказаться там.
– Надо сказать Максин про Ирму, – прибавила Анна.
Несколько минут обе молчали.
– Хоть что-нибудь хорошее ты можешь мне сообщить? – проговорила наконец София. – Чтобы как-то смягчить весь этот ужас.
В глазах Анны не было ни искры надежды.
– Ну, скажи хоть что-нибудь. Все равно что.
Анна озадаченно потерла затылок:
– Ну что… вот мой малыш, Альберто. Хороший мальчик.
– Согласна, – сказала София. – Милашка.
Она мысленно унеслась в прошлое, в те солнечные, счастливые дни, когда Лоренцо в первый раз поцеловал ее в лоб на глазах у ее родителей. Как вскинул брови отец, мягко заулыбалась мать. Они обручились и сразу же уехали исследовать укрепленные стенами деревушки и городки на вершинах холмов Тосканы.
– Мы все это делаем ради них, так ведь? – сказала Анна, и София, тряхнув головой, вернулась в настоящее. – Хотим вернуть себе собственную страну, чтобы наши детишки росли в мире и спокойствии.
– Так оно и будет, – сказала София. – Союзники обязательно победят. И мы должны в это верить.
Глава 35
Едва только рассвело, как Анна услышала стук в дверь. На пороге стояла итальянка с тонкими чертами лица.
– Передайте Массиме, – украдкой оглянувшись, быстро заговорила она тихим, взволнованным голосом, – Антонио будет ждать ее на Пьяцца д’Азельо, двенадцать. Ровно в десять часов. Только без опозданий.
Анна открыла было рот, чтобы поблагодарить ее, но не успела: женщина уже скрылась. Анна поспешила наверх, разбудила Максин и передала сообщение, затем спустилась, чтобы приготовить завтрак. Максин прямо в ночной рубашке потащилась за ней.
– Это все, что она сказала? Она назвала свое имя?
Анна отрицательно помотала головой.
– Как вы думаете, она может работать на немцев? Один из них сказал мне, что за площадью наблюдали.
– Я ей верю, – ответила Анна. – Больше сказать ничего не могу.
– Как она выглядела?
– Средних лет. Волосы очень черные, большой нос.
– Крючковатый?
Анна кивнула.
– У вас еще куча времени даже до встречи с Ирмой на Виа Фаэнца в три часа, – сказала она.
Максин с нетерпением ждала встречи с Антонио, желая услышать от него новости, но сначала ей любопытно было посмотреть, каковы последствия нападения на гостиницу. Она собрала сверху волосы в узел, повязала простенький платочек – такие носили многие женщины. Надела старое серенькое пальтишко и – никакой губной помады.
Когда она подошла к отелю «Эксельсиор», там уже трудились несколько рабочих, устраняли повреждения. Максин немного повертелась поблизости, чтобы ее приняли за излишне любопытную итальянскую кумушку, потом робко подошла к крепкому, самоуверенному итальянцу; сам он не работал, а только отдавал приказы. Девушка остановилась рядом, уперев руки в бока.
– Ну и ну! – воскликнула она с заискивающей интонацией, слегка надувая щеки. – Вот мой муж, Томассо, он так прямо и сказал: бардак, говорит, кругом, и все тут. Скажете, он не прав? И долго вам придется все это приводить в порядок?
Тот пожал плечами:
– Очень долго.
– Кто-нибудь погиб?
– А тебе-то что?
– Да я живу тут неподалеку. Вдруг слышу, как бахнет! Да что там, все слышали, кто был на улице. А Томассо так и сказал: точно, говорит, опять кого-то убили. Я подумала, газ взорвался, а Томассо: спорим, говорит, бомба.
– И что, ты теперь прискакала поглазеть?
Она нахмурилась и сложила на груди руки, словно обиделась:
– А вот и нет. Я к подруге спешу, в гости. Просто мимо проходила.
– Мимо, говоришь? Ладно… так вот, к твоему сведению, погиб один очень важный офицер СС по фамилии Брукнер. По крайней мере, мы так слышали. Если честно, нам многого не говорят.
