– Пожалуй, не стоит везти к нам в Йоркшир этих кровососов, – пошутил один из них.
Лоренцо любил сумерки, когда уже не видно теней и силуэты прекрасных зданий четко выделяются на фоне чистого безмятежного неба, когда кажется – если не обращать внимания на насекомых, – что на мир опустились покой и умиротворение. Становится совсем тихо – может быть, даже слишком? Но скоро опустится темная ночь, и все, кто вышел на вечернюю прогулку, вероятно, уже приближаются к дому. От глубокого волнения у него гулко стучало сердце, он представил себе прекрасное лицо Софии, расцветающее в улыбке, когда она бежит ему навстречу. Слишком долго он ждал этой минуты, ох как долго… поэтому Лоренцо провел с бравыми британцами самую коротенькую экскурсию и тепло распрощался с ними, похлопав каждого по спине и пожелав им доброго пути.
В последний раз они окинули взглядами старинные здания, еще пару секунд полюбовались видом на Валь-д’Орча, меркнущий в последних лучах заходящего солнца.
– Роскошное у вас тут местечко, старина, – сказал один из них, и остальные дружно закивали.
Лоренцо был счастлив слышать эти слова и, довольный тем, что ничего особенно страшного здесь не случилось, на всякий случай снова огляделся. Ни одно здание не пострадало – да это просто милость Божия, честное слово. Лоренцо двинулся к парадной двери, сердце его продолжало гулко стучать от поистине невыразимого желания поскорее увидеть Софию. Он скучал по ее глазам, улыбке, ее длинным темным волосам. Хотел снова увидеть, как она смотрит на него, поглядывает исподтишка, одновременно занимаясь чем-то другим… Ловя ее взгляд, он глубоко сознавал, как она его любит. Но тут Лоренцо почувствовал легкий укол дурного предчувствия – так порой случается после долгой разлуки. В душе он упрекал себя, посмеивался над собственной глупостью. София обязательно обрадуется его приезду и долгожданной встрече, как радуется он сам.
Он достал ключ, отпер дверь, вошел в дом и, не в силах сдерживать горячее нетерпение, позвал Софию. Ответа не последовало, и с неожиданно муторным ощущением в груди он почувствовал, что это все неспроста. Подходя все ближе к маленькой гостиной Софии, он услышал чье-то взволнованное перешептывание. В ответ на его зов из комнаты вышла Карла, лицо ее было покрыто пятнами, а красные, распухшие от слез глаза она вытирала фартуком.
– Карла… – проговорил Лоренцо.
Карла увидела его и раскрыла рот.
– Карла! – повторил он.
Она продолжала молчать, лишь указала рукой на комнату Софии, и по спине Лоренцо пробежал ледяной холодок. Что здесь происходит, черт побери?
Он быстро вошел в комнату и увидел Максин; она стояла на коленях перед диваном, на котором кто-то лежал.
– Максин… – начал он.
Сначала девушка, похоже, его не услышала, потом подняла голову и ошарашенно посмотрела на него широко раскрытыми глазами, словно увидела привидение.
Задыхаясь и глотая воздух, он подошел поближе и увидел свою дорогую девочку, лежащую на диване; лицо ее было мертвенно-бледным. От страха к горлу Лоренцо подкатил комок, такой большой, что проглотить его никак не получалось, а грудь сдавила страшная боль.
Максин поднялась на ноги и вытянула руку в его сторону, словно в попытке остановить.
– Нет-нет… Это не… Она не… – проговорила она.
И тут глаза Софии широко распахнулись, и она уставилась на него так, словно не верила, что это действительно он стоит перед ней. Хватило доли секунды, чтобы она вскочила на ноги, дрожащей ладонью закрыла рот, громко дыша, словно ей не хватало воздуха, и все тело ее застыло, словно в трансе. Когда она покачнулась, Лоренцо бросился к ней и подхватил на руки: с Софией случился обморок.
Он уложил ее обратно на диван. София была такая легкая, такая хрупкая… Когда она снова пришла в себя, он прижал ее к груди, будто больше никогда не хотел отпускать. Ни за что и никогда. Он целовал ее в губы, в щеки, в лоб, но синеватая кожа ее оставалась холодной. София все еще смотрела на него с растерянным изумлением, и он никак не мог понять ее замешательства.
– Я чуть было не подумал, что ты умерла, – сказал он. – Господи, я бы этого не перенес.
София протянула руку и погладила его по щеке; качая головой, она все смотрела на него и никак не могла наглядеться.
– Неужели это и вправду ты? – проговорила она.
– Ну конечно, я, – улыбнулся он. – Ты так на меня смотришь, будто перед тобой призрак.
– А кто же ты еще, как не призрак. – Она быстро заморгала. – Такого просто не может быть. Мне сказали… – Она закусила губу и судорожно вздохнула, перед тем как вздрагивающим голосом произнести ужасные слова: – Мне сообщили, что тебя повесили.
Они сидели рядышком, глядя друг на друга, и, представляя, какие страдания она, должно быть, пережила, ему хотелось выть от ярости.
Глаза Софии были лишь слегка влажными от слез, но она не плакала. Боже мой, сколько же в ней силы, думал Лоренцо. Сколько силы в его обожаемой девочке! Ему так много нужно было сказать, но этому мешали растущие эмоции любви и всепоглощающей радости. Он положил ее ладони к себе на колени, погладил ее руки, затем поднял и принялся целовать… А потом и сам принялся плакать, глотая воздух и захлебываясь, и плечи его судорожно тряслись. Слезы его капали на их соединенные руки, горячие, яростные слезы. Она подняла к губам его руку и стала осушать их поцелуями… так они просидели до самой темноты.
В комнату вошла Максин с двумя чашками кофе; Лоренцо поднял голову и только сейчас понял, что они были не одни. Мать Софии, Эльза, тихо сидела в углу, глаза ее опухли от слез, и безмолвное горе запечатлелось в каждой морщинке ее лица.
София встала и подошла к матери. Они обнялись и, раскачиваясь взад и вперед, простояли так несколько минут.
Потом София вернулась к Лоренцо, протянула ему руки, и вот так, рука об руку, они поднялись к себе в спальню.
Войдя, он ласково уложил супругу на стеганое пуховое одеяло и, обретя наконец голос, принялся нашептывать ей все, что хотел сказать, все, о чем мечтал ей сообщить и что станет повторять ей снова и снова всю оставшуюся жизнь. Те несколько секунд, когда он думал, что она умерла, нанесли ему жестокую душевную рану. Он говорил ей, что любит ее, любит глубоко, всем своим сердцем, как он скучал без нее.
– Ты – любовь моя на всю жизнь, – повторял он снова и снова. – Ты моя единственная любовь…
Потом, когда уже были сказаны и многократно повторены все слова, София и Лоренцо просто держались за руки и смотрели друг другу в глаза, всматривались в их бездонную, таинственную глубину, и каждый время от времени покачивал головой, все еще не в силах поверить в случившееся. София обняла мужа, желая утешить, успокоить, лицо ее так и светилось, и глаза излучали живой свет.
– Сейчас ты гораздо теплее, – заметил он. – А была вся такая холодная.
– Слишком долго пробыла на башне.
– Почему?
