– Может быть, ты и ради себя тоже и своей жизни решила не делать этого?
– Да. – София медленно кивнула. – И ради себя тоже, но это уже потом, в конце. Словом, я выбрала жизнь. Но что тут говорить… я действительно чувствовала почти непреодолимое желание прыгнуть вниз, уйти в небытие, оставить этот мир навсегда.
Последовало долгое молчание. Максин сидела и вытирала слезы.
– Спасибо тебе, София, за… за то, что рассказала мне все, – наконец проговорила она и поднялась на ноги. – А теперь, может, прогуляемся немного?
Они побродили по деревне, а потом постояли, любуясь видом на Валь-д’Орча в сиянии солнечных лучей после дождя. С деревьев капало, листья сверкали тысячами бриллиантов. Лето подходило к концу, солнце пекло уже не так сильно. Виноградники ломились от благоухающих виноградных кистей. И обе подруги понимали, что в некотором смысле это завершение определенного периода жизни.
– Одно я знаю совершенно точно, – сказала Максин, глядя на далекие мерцающие холмы. – Я ни за что не прощу этому Кауфману то, что он так подло тебя обманул. Каких только ужасов мы с тобой не повидали, но этот его поступок по жестокости не имеет равных. Слава богу, у тебя было время все это обдумать.
– Да, я не перестаю благодарить Бога за это. Но ты же понимаешь, я убила человека, и за это надо платить.
– В каком смысле?
– Сама еще не знаю. В душе это чувствую, но словами сказать пока не могу.
– А Лоренцо что об этом думает?
– Я ему еще не сказала. Пока не могу решиться. Может, чуть позже… А пока, я думаю, нам обоим хочется поскорее все забыть. Он про свой арест и тюрьму тоже молчит, но на теле есть отметины, которых раньше у него не было.
– О-о, София…
София слегка покачала головой:
– Понимаешь, мне кажется, не нужно было убивать Кауфмана. Я могла бы просто отдать ему картину, и все.
– Но он тогда мог застрелить тебя.
– Да что теперь говорить. Что сделано, то сделано. Я и подумать не могла, что на такое способна.
Несколько секунд длилось молчание, потом София снова заговорила:
– А ты, Максин, что можешь сказать о себе?
– В каком смысле?
– Ты ведь тоже изменилась, разве нет? Гляжу на тебя и думаю… ты стала вроде как помягче немного?
Максин улыбнулась:
– Я и сама не знаю, честное слово… но мне все-таки кажется, что самооценка у меня стала теперь более четкая. Глупо звучит, да?
– Да что ты, конечно нет.
– Оказавшись здесь, я еще не вполне понимала, что я такое. А сейчас вот, думаю, хотя бы на полпути нахожусь к тому, чтобы это понять.
София улыбнулась:
– А вот я, как мне кажется, всегда понимала, что ты такое, даже если ты сама этого не понимала. Ты самая смелая, самая энергичная и жизнерадостная девушка из всех, кого я встречала в жизни, и мне будет очень тебя не хватать, я не могу даже выразить насколько. Но ты должна знать, что двери нашего дома в Кастелло всегда открыты для тебя.
– Спасибо.
– А когда ты будешь от нас далеко, я буду часто думать о тебе и каждый день за тебя молиться.
– Ты стала молиться Богу?
– Лучше поздно, чем никогда, – рассмеялась София.
– Я тоже стану по тебе скучать. – Максин шмыгнула носом и сморгнула слезу.
София взяла ее за руку:
– Слава богу, дела теперь у нас наладились. Моя мать, похоже, потихоньку возвращается к жизни, начинает забывать мрачные времена.
– А как Габриэлла, уже родила? – спросила Максин.
– Да, да! Мальчика. Карла с Марией теперь соревнуются, кто из них лучшая бабушка – или прабабушка в случае Марии, – и даже ссорятся порой, споря, чья очередь присматривать за маленьким Альдо.
София вспомнила тот день, когда они узнали, что Мария, оказывается, никому не рассказала о том, что поведала ей Габриэлла; словно гора с плеч свалилась, когда им стали известно, что их девочка ни в чем не виновата. Но вот предателя так и не нашли. Поговаривали насчет Джулии, служанки, которая так неожиданно от них ушла, но прямых доказательств не обнаружилось, хотя подозрения были серьезные. Пропавший мальчишка нашелся, к счастью, ничего страшного с ним не случилось, хотя ему пришлось поголодать. Он все это время прятался в дупле дерева.
– А портрет Альдо, ты его закончила?
– Конечно. Карла повесила его себе в спальню.
– Наверное, смотрит на него и утешается.
– Надеюсь, – вздохнула София. – А ты когда обратно в Америку?
– Через недельку отплываю. Прости за такой короткий визит, но бедные мои родители совсем уже по мне исстрадались. Мы действительно говорили с ними о Маттео, как я уже сказала тебе, но нам еще о многом нужно побеседовать. А сюда я еще приеду – может быть, даже в следующем году или через год. Обещаю. Но сначала надо заработать немного денег.
– Опять журналистикой?
– Да, – кивнула Максин. – Я уже получила несколько предложений и даже успела написать несколько статей, когда в первый раз была дома.
– Очень рада за тебя. Приезжай в любое время, наши двери всегда открыты для тебя. Душа твоя находится здесь, по крайней мере частичка ее всегда останется в этом месте.
Они не торопясь, рука об руку, шагали обратно к дому, и София знала, что ни она, ни Максин никогда не забудут тот день в июне: жару, яркий свет, приход союзников и солнце, уже готовое упасть с неба. День, когда Лоренцо вернулся домой, день, когда она сама сделала выбор между жизнью и смертью. Интересно, думала она, будут ли грядущие поколения или даже гости этих мест иметь хоть какое-то представление о том, что здесь произошло, когда приедут любоваться этими прекрасными холмами и долинами, а также аллеями кипарисов? Когда они увидят весь блеск и великолепие весны – поля, сплошь покрытые ковром ярко-красных маков, обочины дорог, утопающие в полевых цветах, – когда станут упиваться ароматом этого воздуха, в котором порхает множество бабочек, о чем они будут думать?
И когда они станут вдыхать запах свежеиспеченного хлеба, прогуливаться в садах, наполненных благоуханием розмарина и жасмина, будут ли петь их сердца так же, как пело ее собственное сердце? Или перед их внутренним взором предстанут немецкие танки и солдаты в железных касках? Станут ли они завидовать простоте деревенской жизни или удивляться тому, как это сельчанам удалось в эти годы выжить?
И, проезжая по этой местности, чья красота захватывает дух, будут ли их сердца ощущать мир и покой? «Мир» – такое маленькое слово, а какой огромный смысл прячется в нем; мы не ценим его, как и воздух, но лишь до тех пор, пока он у нас есть.
Да, возможно, для них было бы лучше не знать о том, что происходило здесь в прошлом.
Хотя, с другой стороны, знать о прошлом жизненно необходимо.
