— Невозможно! Никто не клюнет.
— Я не кончил. Закон не запрещает набирать студентов без соответствующей подготовки. Несправедливо лишать посредственность права на образование. Ни один колледж еще не взялся за это. В Кингз или Тринити могут поступить только умники. Вот разве что Нью-Холл… Правила приема там, мягко выражаясь, своеобразные. Но ведь на то он и женский колледж.
Декан пренебрежительно фыркнул.
— Итак, — подытожил Тьютор, — академически неполноценные, жертвы нашей системы образования, взывают о помощи. Неужели великодушные британцы не протянут руку утопающим? Прибавьте требование восстановить на работе Кухмистера и увидите: поражение обернется победой. — Он взял графин и налил еще по бокалу шерри.
Декан обдумывал услышанное.
— Звучит недурно, — признал он. — Я всегда считал, что давать образование интеллектуальному меньшинству — это дискриминация.
— Вот именно! Покерхаус был колледжем привилегированной верхушки, теперь он станет колледжем богом обиженных. В сущности, меняются только акценты. Мы перестанем зависеть от дотаций, сэкономим общественные деньги. Остается прикинуть, как объяснить такой поворот событий широким кругам?
— Прежде всего срочно собрать внеочередной Совет колледжа и вынести единодушное постановление о восстановлении Кухмистера, — решил Декан.
Старший Тьютор снял трубку.
19
Совет колледжа собрался в понедельник в десять утра. Члены Совета, которые не смогли присутствовать, передали свои голоса Декану. Даже Ректор, не вполне представлявший себе повестку дня, одобрил созыв Совета.
— Мы должны покончить с этим раз и навсегда, — говорил он Казначею по дороге в зал заседаний. — Вчерашняя статья — повод нанести решающий удар по прошлому.
— Нас поставили в весьма щекотливое положение, — сказал Казначей.
— Эти ослы-ретрограды в худшем положении.
Казначей вздохнул. Бой, видать, предстоит жаркий.
Опасения его оправдались. После предварительных формальностей Тьютор сразу же начал атаку:
— Выношу на обсуждение уважаемых членов Совета предложение аннулировать отставку старшего привратника.
— Отставка Кухмистера отмене не подлежит, — ощетинился Ректор. — Он прополоскал наше грязное белье на виду у всей страны. Из-за него репутация колледжа под угрозой.
— Я не согласен, — взвился Декан.
— И я, — подхватил Старший Тьютор.
— Он весь мир оповестил, что в Покерхаусе торгуют степенями, — настаивал сэр Богдер.
— Подписчики "Обсервер" — не весь мир, а голословные утверждения — не факты, — возразил Тьютор.
— Когда как. Вы прекрасно знаете — Кухмистер сказал правду.
— Именно потому мы подняли вопрос о его восстановлении на службе.
Они спорили минут двадцать, но Ректор продолжал упираться.
— Поставим на голосование, — предложил наконец Декан.
Сэр Богдер сердито оглядел собравшихся.
— Погодите, — сказал он, — обсудим сперва другой вопрос. За последние несколько дней я основательно изучил устав Покерхауса. Он гласит, что Ректор, если он того пожелает, получает право лично руководить приемом студентов. Поскольку вы отказываетесь менять порядок набора, я освобождаю Старшего Тьютора от его обязанностей и беру набор первокурсников на себя. Я также имею полномочия нанимать слуг и увольнять их в случае несоответствия занимаемой должности. Так что нет смысла голосовать. С Кухмистером вам придется распрощаться.
Мертвая тишина. Потом заговорил Тьютор:
— Возмутительно! Устав давным-давно устарел. Полномочия Ректора остались на бумаге.
— Восхитительная последовательность! — огрызнулся сэр Богдер. — Вы, сторонник отживших традиций, должны бы радоваться воскрешению этих полномочий.
— Нет, не могу спокойно смотреть, как попираются традиции Покерхауса! — взорвался Декан.
— Не попираются, а прилагаются к делу. Что до "не могу", я готов принять и вашу отставку.
— Я не то имел в виду, — забормотал Декан.
— Да ну? Значит, вы раздумали уходить в отстав…
Старший Тьютор вскочил:
— Никуда он не собирается уходить! Мы не школьники, сэр, и не смейте диктовать нам…
— Не школьничайте, тогда и обращение будет другое. Впрочем, вы сами нашли это удачное сравнение. А сейчас, если вы изволите вернуться на место, Совет продолжается, — холодно отрезал сэр Богдер.
Тьютор сел, после чего последовала продолжительная пауза.
— Позвольте, джентльмены, — начал сэр Богдер, — объяснить вам, в чем я вижу задачи современного университетского колледжа. Признаюсь, я никак не ожидал, что происшедшие в последние годы изменения прошли мимо вас. Вы до сих пор рассматриваете Покерхаус как личную собственность. Хочу вас разуверить. Колледж — общественная собственность и выполняет общественные функции. Вы же распоряжаетесь в нем, как у себя дома, вы злоупотребляете своим положением. Свободное у нас государство или нет? Равноправие у нас или нет? Я постановляю: отныне и вовеки образование в стенах Покерхауса будут получать достойные, талантливые молодые люди, независимо от их социального и финансового положения, пола, национальности. А хозяйничать в колледже, как у себя дома, я никому не позволю! — Голос сэра Богдера фанатично звенел и зловеще скрипел.
Со времен Кромвеля не слышал зал заседаний такого цицероновского красноречия. Члены Совета уставились на Ректора, как на чудовище, принявшее человеческий образ. А сэр Богдер не унимался, он завел речь о создании Студенческого Совета — СС — с правом определять политику колледжа. Стало ясно, что скоро от прежнего Покерхауса останутся одни воспоминания. Ректор покинул зал заседаний усталый, но довольный. Члены Совета были повержены во прах. Нескоро еще они обрели дар речи.
— Не понимаю, — жалобно возопил Декан, — отказываюсь понимать, чего добиваются эти люди?! — Наслушавшись речей сэра Богдера, он перестал воспринимать его как индивидуальность. Ректор в его глазах поднялся (или опустился?) до представителя некоего безликого (или многоликого?) множества.
— Они хотят все делать по-своему, — предположил Тьютор.
— Царствия Небесного им захотелось, — догадался Капеллан.
Казначей промолчал. Двойная подчиненность заставила его промолчать.
***
Обед прошел уныло. Семестр уже кончился и многие столы студентов пустовали, так что молчание за профессорским столом ничем не нарушалось. В довершение несчастий подали простывший суп и простую картофельную запеканку с мясом. Но горше всего было сознание собственной ненужности. За пять столетий члены Совета и их предместники взрастили по крайней мере часть той элиты, что управляла нацией. Через сито их снисходительного фанатизма просеивались молодые люди, желавшие стать судьями, государственными деятелями, бизнесменами. Просеивались и пропитывались особым, сословным самодовольством и скепсисом. А скепсис превосходно глушит любое стремление к переменам. Они старательно насаждали политическую апатию, и вот роль их кончена. Их победили. И кто? Самый что ни на есть неудачливый политик!
