Доктор Стрейнджлав, вероятно, – самая запоминающаяся роль Селлерса в кино, и уж точно самая пугающая. Стрейнджлав говорит в отрывистом ритме, переключаясь между вкрадчивым воркованием и импульсивными выкриками сквозь стиснутые зубы. Его рука самопроизвольно тянется к жесту «хайль Гитлер», а он яростно сопротивляется, выкручивает и бьет ее, заставляя подчиняться. Непослушная рука Стрейнджлава – это великолепное переосмысление облаченной в перчатку руки Ротванга в «Метрополисе» Фрица Ланга (1927), а его тело в инвалидной коляске, в первый раз появляющееся перед зрителем в зловещей тени, – иллюстрация того факта, что харизматичный образ затянутого в кожу и сталь фашизма незаметно мигрировал в американский военный аналитический центр.
Несмотря на неоднократные заявления Кубрика об обратном, одним из прототипов Стрейнджлава явно стал Генри Киссинджер, автор бестселлера об «ограниченной» ядерной войне, а также Кан и физик-ядерщик Эдвард Теллер. Все эти люди были евреями, но Стрейнджлав – нацист до мозга костей, живое доказательство того, что экстатическая преданность Гитлера идее массового убийства как очищающей силы продолжает жить. «Это немецкая фамилия, Merkwürdigliebe», – говорит кто-то Терджидсону (этот буквальный перевод фамилии звучит не очень удачно; в немецкий прокат фильм вышел под значительно менее странным названием Dr. Seltsam).
В версии Кубрика доктор Стрейнджлав питает своеобразную любовь к смерти в огромных масштабах. Это экстаз бывшего нациста от ощущения себя властелином мира, которого не коснется тотальное разрушение. Перед лицом бесконечной смерти он чувствует себя бессмертным. Разве можно смотреть эпизод, когда взволнованный Стрейнджлав кричит «Майн фюрер, я могу ходить!», не ощущая при виде этого зловещего возрождения, как по спине бежит холодок? Это едва ли не самый захватывающий момент за всю историю кинематографа – квинтэссенция пронизывающей весь наш двадцатый век бессердечной радости по поводу массовой гибели других людей.
Кроме Стрейнджлава, Маффли и Мандрейка Селлерс должен был сыграть еще и майора Кинг-Конга, командира бомбардировщика B-52. У Селлерса были проблемы с техасским акцентом Конга, но он целый день оставался в образе. Эта роль была бы его четвертой ролью в фильме, но он вывихнул лодыжку (по крайней мере, он так утверждал), и поэтому не мог подниматься по трапу самолета. Кубрику пришлось обратиться к Слиму Пикенсу, бывшему клоуну родео и каскадеру, который снимался во многих вестернах, в том числе в «Одноглазых валетах» Брандо. Пикенс приехал в Лондон в своей шляпе «Стетсон» и ковбойских сапогах. Когда Саузерн спросил его, как ему понравился отель, Пикенс ответил: «Это как говорит мой старый друг из Оклахомы: дайте мне удобные тапочки, сисястую телку и теплый сральник, и я буду доволен»
[128]. Майор Конг в исполнении Пикенса явно наслаждается перспективой «ядерной битвы с русскими лицом к лицу». Напористый и изобретательный, он все же доводит свой бомбардировщик до места назначения – и в одиночку уничтожает весь мир. Обезьяна-убийца снова в деле
[129].
Кубрику пришла в голову гениальная идея заставить Пикенса уничтожить мир, сидя верхом прямо на ядерной ракете. Когда бомба взрывается, майор Конг испытывает величайшее удовольствие на земле: варгазм, который положит конец всем остальным варгазмам. (Слово варгазм – неологизм Германа Кана: однажды он пошутил, что именно так следует называть то, что люди называют военным планированием.)
[130] Здесь «Доктор Стрейнджлав» снова приближается к реальной истории. На одной из бомб, сброшенных бомбардировщиком «Энола гей», была фотография Риты Хейворт: это был символ массового уничтожения как высшего воплощения сексуального удовлетворения.
Кубрик понимал, что внешне фильм должен быть оформлен с футуристическим лоском, подобающим атомному веку. Для работы над художественным оформлением фильма он выбрал Кена Адама, немецкого еврея родом из Берлина, во время Второй мировой войны служившего пилотом Королевских ВВС. Кубрику понравилась футуристическая работа Адама в фильме о Джеймсе Бонде «Доктор Ноу» (1962). «Мне кажется, я в него влюбился, – сказал Адам о Кубрике. – Это было похоже на брак»
[131]. Адам был, как и Кубрик, Саузерн и Селлерс, сухим, сдержанным и ироничным. Это была идеальная четверка: все четверо – насмешливые циники.
В фильме «Доктор Стрейнджлав» Адам создал едва ли не самые запоминающиеся декорации в истории кино, шедевр военного модернизма: похожий на пещеру треугольный Военный зал с огромным круглым столом посередине. Стол, покрытый зеленым сукном, наводил на мысль, что политики и генералы играют в покер с судьбами мира (в изящном контрастном контексте черно-белого фильма эта деталь, увы, оказалась утрачена). Пол на площадке был черным и блестящим, напоминающим о бездне. Позже Адам любил рассказывать историю о том, что, когда Рональд Рейган стал президентом, он попросил показать ему Военный зал, приняв декорации доктора Стрейнджлава за реальность
[132].
Съемки «Доктора Стрейнджлава» стоили чуть меньше двух миллионов долларов. Показ киноленты критикам, назначенный на 22 ноября 1963 года, был отменен, потому что в тот день застрелили президента Кеннеди. Слим Пикенс в фильме говорил, что с аварийным комплектом экипажа (а в него, помимо прочего, входили презервативы, нейлоновые чулки и психостимуляторы) «можно неплохо провести уик-энд в Далласе». После 22 ноября «Даллас» заменили на «Лас-Вегас».
Незадолго до выхода «Доктора Стрейнджлава» в широкий прокат Кубрик внес в него еще одно, более серьезное изменение. Он потратил две недели на съемки битвы тортами в Военном зале, которой предполагалось завершить картину. (Битва тортами сохранилась на фотографиях, сделанных Уиджи, фотографом съемочной группы, но я лично не знаю никого, кто бы видел сами эти кадры из фильма.) Кубрик решил, что эта сцена – скорее фарс, чем сатира, и не подходит для концовки фильма. Вместо этого в финале фильма, после того как Стрейнджлав встает со своей инвалидной коляски, мы видим серию грибовидных облаков и слышим в исполнении Веры Линн песню «Мы встретимся снова»: ставшую классикой песню времен Второй мировой войны, под которую британские солдаты уходили на фронт.
После первого показа «Доктора Стрейнджлава» в Columbia Pictures Кубрик был вне себя от беспокойства: он думал, что руководство студии понятия не имеет, как продвигать этот фильм в прокате, и просто отмахнется от него, как от какой-нибудь очередной глупой комедии. «Чует мое сердце, что успеха в прокате тут хрен дождешься», – мрачно признался он Саузерну. Впрочем, уже на следующий день, говорит Саузерн, Кубрик едва не вопил от радости: «Я выяснил… что Мо Ротман очень серьезно увлекается игрой в гольф». (Ротман был одним из продюсеров фильма.) Кубрик купил дорогущий гольф-кар с доставкой в загородный гольф-клуб Вестчестер, где играл Ротман, однако, к огромному разочарованию режиссера, Ротман отказался принять подарок. «Этот сукин сын… заявил, что это будет “дурной тон”, – рассказывал Кубрик Саузерну. – Можешь себе представить, чтобы Мо Ротман так сказал? Наверное, это его секретарша научила так выражаться!»
[133]
