От этих слов Ди дернулась как от удара. Перед глазами все померкло.
– Так это все вы?! – она вдруг подпрыгнула и зашипела, как дикая кошка.
– Ты меня не дослушала, – он был совершенно спокоен и даже насмешлив. Словно только что просто сделал укол или поставил градусник. – Не верь учебникам. Их авторы ничего не понимают в любви. Я мог быть лишь его проводником. Но и целовал тебя не он сам, а лишь те его чувства, которые ты звала. Приходил к тебе не он. Приходила его любовь. Ты понимаешь?
– А он сам это видел? – это все нужно было понять и уложить в голове.
– Не знаю. Не злись, я не знаком с ним лично, не могу все так быстро понять. Может, он просто решит, что это лишь сон или мысли его улетели: «Слегка размечтался».
– А… Что это сейчас, вот со мной?
Ипполит рассмеялся заразительно, сверкая медовыми глазами и белозубой улыбкой, обнажая неожиданные ямочки на небритых щеках. Он остановился за спинкой стула, нависая над Ди. Огромный, пышущий мужественной силой и какой-то озорной радостью. Уже успевший стать своим, таким родным и близким. Ему хотелось верить. Именно таким и должен быть иной доктор. Настоящим.
– А с тобой, малышка, случилась не излечимая ничем болезнь – любовь.
– Я…
– Нет. С моей посильной помощью, конечно, но снял с тебя клеймо Минервы именно он. Отныне ты свободна. Теперь ты вот такая. Любуйся и учись быть новой Венди. Иди, тебя ждут. И не ври себе больше.
Он устало улыбался, снова смотря на нее своими волшебными глазами.
– Спасибо. Вы великий доктор, Ипполит Янусович.
– Беги, Ветерок. Впереди у тебя большая дорога, большое дело и большое счастье. Ступай, – он махнул рукой, встряхнул копной золотистых волос, развернулся и снова отступил в Сумерки.
Венди вышла из кабинета, осторожно закрыв за собой дверь, и задумчиво посмотрела на гнома, терпеливо ожидающего под дверью окончания приема. Тот, окинув ее очень внимательным взглядом, лишь присвистнул.
– Молчи. Я снова есть очень хочу.
– Пойдем. Хотя я бы, наверное, даже крепенько выпил.
Они молча спустились по лестнице, ведущей от больничного здания к улице, гном поймал такси и куда-то ее повез. Ди было сейчас совсем неважно куда. Слишком много мыслей. Нужно было все переварить и разложить по полочкам. Но сначала – поесть. Как настоящая птица, она привыкла заедать стрессы и волнения. Самое время было подкрепиться.
4. Зверь по дороге домой
18.05. Ночь. Москва-Санкт-Петербург
«Человек, в сущности, дикое, страшное животное. Мы знаем его лишь в состоянии укрощенности, называемом цивилизацией, поэтому и пугают нас случайные выпады его природы». (Артур Шопенгауэр)
Уже выйдя из кабинета начальства, Лер понял, что идея «махнуть хвостом», обернувшись росомахой на выходе, была весьма эффектной, но не практичной.
Если бы он собирался покинуть Москву прямо сейчас, то самый короткий путь лежал через стационарную портальную в подвале Инквизиции. Портальная сеть была удобным изобретением иных, не требовала энергии для погружения в Сумерки, гарантировала быстроту перемещения, безопасность и точные координаты прибытия. Только в условиях ее использования был целый список: «С целью безопасности». И животная ипостась азеркинов
10 в нем не значилась.
А это значило, что придется либо топать через всю Москву домой на четырех лапах, там одеться прилично, собраться и возвращаться на Лубянку, либо пройти через портал «в чем мать родила» и разгребать проблемы по мере поступления.
Первый вариант был практичным и правильным. Второй – безумным и неприличным. Само собой разумеется, Лер выбрал именно его. Не из-за тяги к эксгибиционизму, конечно – оборотней вообще не напрягал их обнаженный вид. Просто ему не хотелось оставаться в Москве больше ни минуты.
Прочь отсюда как можно дальше и быстрее.
Ноги сами несли его в подвал. Бетонный пол, окошко дежурного. Как назло, дежурила новенькая девушка – практикантка, судя по тонким чертам лица и неокрепшей душевной организации – ведьма. Судя по растерянному виду – только что заступившая на дежурство в портальной.
Голый, потный, волосатый молодой мужчина, оттиравший мокрое лицо от прилипших к нему темных завитков собственных волос, громко чертыхавшийся (судя по тону) то ли на греческом, то ли на латыни, практически до обморочного состояния ее впечатлил.
Закрыв лицо руками, нервно всхлипывая, она придвинула к нему журнал «Техника безопасности портальной сети», ткнув тонким пальчиком в графу «Инструктирован». Гуло поставил в потертом журнале широкий взмах подписи, хищно улыбнулся практикантке, чем вызвал еще более громкий всхлип – «Подглядывает, чертовка!» – и шагнул за зеркальную дверь портала, мельком взглянув на свое по-звериному могучее, покрытое россыпью синяков и ссадин тело.
«В Питер. Настроение как раз подходящее». Скрипнула дверь, заискрил контур портальной.
Переступая через порог выхода, Лер снова обратился. Его зверь был огромен и темен. Лишь редкие рыжие искры украшали черную шкуру росомахи.
Высшие антропоморфы физически многократно превосходят обычных, «тотемных» зверей своего вида. Гуло в своей животной ипостаси был размером с очень крупного волка.
Выскользнув из здания Управления Уголовного Розыска на проспекте Римского-Корсакова, в котором Питерское отделение Инквизиции занимало весь обширный подвал и первый этаж, Лер двинулся в сторону Васильевского острова. Его путь лежал по улицам «культурного центра Северной столицы», но жителей этого города так просто не удивить банальной черной тенью, бегущей по сумрачным линиям улиц.
Пора белых ночей еще не наступила, город были непривычно пустынен и темен. Санкт-Петербург – город Сумерек.
Накрапывал дождь, нестерпимо пахло асфальтом, крысами, бензиновым духом автомобилей и черемухой. Северный май. Гуло снова пожалел, что предпочел путешествие зверем. Лапы ныли от соприкосновений с асфальтом, шкура намокла. Звуки спящего города, не тревожащие человеческий слух, росомахе казались нестерпимо громкими. Прогрохотал новый трамвай. Шарахнулся неурочный прохожий, выводивший на ночную прогулку свою трусливую мелкую дворняжку, еще долго терзавшую слух Гуло писклявым лаем в спину.
Последний мост он пролетает широким галопом, успев поймать несколько вспышек телефонных камер из проезжающих мимо машин. Горожанам будет что завтра утром обсудить. Если не забудут.
