Глава 4. Преображение и умопомрачение
1
Через неделю после той памятной Страстной пятницы Чарльза Варда видели чаще, чем обычно: он переносил книги из библиотеки на чердак, вел себя спокойно и совершенно нормально, но имел странный, словно загнанный вид, который очень беспокоил мать; кроме того, судя по распоряжениям, что получал повар, у него проявился зверский аппетит.
Доктору Уиллету рассказали о непонятном шуме и прочих событиях пятницы, и на следующей неделе, во вторник, он долго разговаривал с Чарльзом в библиотеке, где больше не стоял портрет Карвена. Беседа, как обычно, ни к чему не привела, но Уиллет готов был поклясться, что Вард тогда вел себя совершенно так же, как всегда. Он обещал, что вскоре откроет свою тайну, говорил, что ему необходимо обустроить еще одну рабочую лабораторию вне дома. Об утрате портрета юноша почти не жалел, что удивительно, если вспомнить, как восторженно относился он к своей находке прежде. Теперь же он, напротив, находил даже что-то забавное в том, что краска на картине так внезапно растрескалась и осыпалась.
Со следующей недели Чарльз стал надолго уходить из дому, а однажды, когда добрая старая чернокожая Ханна пришла к Вардам помочь с ежегодной весенней уборкой, она рассказала, что юноша часто посещает старинный дом на Олни-Корт, куда приходит с большим чемоданом — и подолгу работает в подвале. Он был безмерно щедр и к ней, и к старику Азе, но казался беспокойнее, чем всегда, и это Ханну очень расстраивало, ведь его она знала с младых ногтей.
Еще кое-какие вести пришли из Потаксета, где друзья господина Варда на удивление часто стали видеть его сына — ни разу, впрочем, не решившись с ним заговорить. Судя по всему, он облюбовал курортный поселок Род-на-Потаксет и сделался завсегдатаем лодочной станции. Доктор Уиллет, решив разведать ситуацию на месте, вызнал, что Чарльз доплывает до излучины, а оттуда следует по водам на север и возвращается обычно весьма нескоро.
Конец мая ознаменовало возобновление ритуальных песнопений и инвокаций в мансарде дома Вардов — к безмерному неудовольствию Варда-старшего. Чарльз свел все упреки к шутке, пообещав, что странные практики «покинут дом вместе с майскими жуками». В одно безмятежное утро, как и в злосчастную Страстную пятницу, Чарльз Вард вновь говорил сам с собой — то ли страстно споря, то ли на чем-то настаивая; сверху неслись полные возмущения крики на разные лады, напоминающие то приказы, то отказы. Из-за них миссис Вард взбежала по лестнице на чердак и прислушалась; стоя у запертой двери, она сумела различить одну только фразу: «…кровь потребна три месяца кряду». Стоило ей постучать в дверь, как все голоса разом смолкли. Позже отец стал расспрашивать Чарльза, и тот сказал, что произошел «разлад в полушариях», исправить который под силу лишь опытному и умелому «навигатору сознания» — и он, конечно же, постарается развить требуемые умения.
Середина июля отметилась еще одним странным ночным происшествием. С ранних сумерек в лаборатории что-то громыхало, и Вард-старший уже собрался идти проведать сына, когда шум вдруг стих. В полночь, когда супруги легли спать, а дворецкий пошел запирать входную дверь, у подножия лестницы возник покачивающийся под весом огромного чемодана Чарльз и жестами попросил выпустить его на улицу. Ни одного слова он не произнес, однако славный йоркширец сразу заметил лихорадочный блеск в его глазах, как и трепет некоего зловещего намерения. Открыв дверь, он проводил юного Варда наружу — и наутро испросил у хозяев дома расчет. По его словам, во взгляде, каковым Чарльз окинул его, промелькнуло нечто дьявольское; молодые джентльмены не должны смотреть так на честных слуг, и дворецкий не желает более оставаться в таком доме ни единого дня. Миссис Вард не стала уговаривать его остаться, но и большого значения услышанному не придала. В ту ночь она долго не могла заснуть и слушала, как в лаборатории кто-то всхлипывает, расхаживает из угла в угол и вздыхает — то были звуки глубочайшего отчаяния, а не гнева или безумия. Миссис Вард давно уж привыкла к ночным шумам на чердаке: секрет ее сына заместил собою все иные заботы и тревоги.
На следующий вечер, как и тремя месяцами ранее, Чарльз Вард поспешил вынуть из почтового ящика газету и опять позаимствовал из нее ради неуточненных нужд несколько страниц. О том никто бы и не вспомнил, не предприми доктор Уиллет попытку связать все в единое целое и выявить в истории лакуны. В редакции «Джорнэл» он отсмотрел пропавший раздел, выделив в нем две достойные внимания заметки.
Первая:
ОСКВЕРНИТЕЛИ МОГИЛ НЕ ВЕДАЮТ ПОКОЯ
Этим утром Роберт Гарт, ночной сторож Северного кладбища, обнаружил, что попиратели праха возобновили свои темные дела — на сей раз в наиболее старой части кладбища. Могила Эзры Уидена (годы жизни, согласно разбитому надгробию, — 1740–1824) была разграблена и осквернена. Орудовали злоумышленники лопатой, позаимствованной из сарая для инструментов неподалеку.
Каковым бы ни было содержимое этого старинного захоронения более чем векового возраста, ныне оно безвестно кануло — на месте осталось лишь несколько прогнивших деревянных фрагментов гроба. Все следы варвары тщательно замели, но один отпечаток все же удалось отыскать — от ботинка хорошего кроя, явно принадлежащего человеку знатному и богатому.
Гарт связывает это преступление с инцидентом, произошедшим в марте, когда ему удалось спугнуть компанию злоумышленников на грузовике. Однако сержант Райли подобного взгляда не придерживается, отмечая существенные различия в двух преступлениях. В марте осквернен был пустой участок, на сей же раз пострадала ухоженная могила весьма конкретного человека. Налицо явный признак злого умысла — разбитое надгробие.
Члены семьи Уиденов, поставленные о случившемся в известность, выказали скорбь и недоумение по поводу инцидента. Судя по всему, они понятия не имеют, кому могло понадобиться столь варварски обойтись с захоронением их почтенного предка. Гесиод Уиден, проживающий на Энджел-стрит, 598, по случаю припомнил семейную легенду, гласящую, что Эзра Уиден незадолго до Революции принимал участие в некоем таинственном начинании — не порочащем, впрочем, его фамильную честь, — однако же причины к вражде в наши дни ему неведомы. Инспектор Каннинг, ведущий следствие по делу, рассчитывает в ближайшее время выявить новые важные улики, проливающие на произошедшее свет.
И вторая:
ЛАЙ СОБАК ТРЕВОЖИТ ПОКОЙ ЖИТЕЛЕЙ ПОТАКСЕТА
Ориентировочно в три часа минувшей ночи жители Потаксета были разбужены необычно громким собачьим лаем и воем, раздававшимися на берегу реки к северу от поселка Род-на-Потаксет. Шум, по впечатлениям опрошенных, имел крайне необычное звучание; Фред Лемдин, смотритель на пристани Род, утверждает, что он походил на «крик человека, охваченного смертным ужасом». Конец ночному переполоху положила сильная, но непродолжительная гроза, разразившаяся у самого берега. Жители поселка связывают происшествие со странными неприятными запахами — вероятно, источаемыми нефтехранилищем близ бухты, — что могли послужить причиной необычного поведения животных.
