Как и в прошлогоднем случае с расхитителями могил, спугнутый вандал не успел навредить кладбищенскому имуществу. На пустующей ныне доле участка Вардов была перекопана земля, но поблизости не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы гроб, а ни одну из уже имеющихся там могил не потревожили.
Гарт, сообщивший о преступнике только то, что это был невысокий мужчина с густой бородой, склоняется к мысли, что во всех трех случаях действовали одни и те же люди, но правоохранители из Второго полицейского участка считают иначе, ссылаясь на иной характер второго эпизода, когда из земли с особым цинизмом извлекли древний гроб и раскололи могильный камень.
Первый из случаев, когда, по мнению обеспокоенной общественности, злоумышленникам помешали что-то похоронить, случился в марте прошлого года; то преступление приписывают бутлегерам, пытавшимся обустроить в крайне неподходящем месте тайник. По словам сержанта Райли, третий случай, возможно, имеет какую-то связь с самым первым. Офицеры Второго участка сбиваются с ног, пытаясь поймать банду негодяев, ответственную за эти неоднократные циничные преступления.
Доктор Уиллет отдыхал весь четверг, словно оправляясь от недавнего потрясения — или, раз уж на то пошло, готовя себя к потрясению грядущему. Вечером он написал письмо господину Варду; оное доставили на следующее же утро, и после его прочтения не вполне проснувшийся еще господин Вард надолго впал в глубокую задумчивость. С воскресенья он все никак не мог вернуться к работе, не придя в себя после шока, вызванного всем услышанным и увиденным, пуще прочего — жуткой «чисткой», однако послание Уиллета удивительным образом успокоило его, несмотря на сулимые им скорби и новые мрачные тайны.
Барнс-стрит, 10,
Провиденс, Род-Айленд
12 апреля 1928
Дорогой Теодор,
Мне кажется, я должен адресовать тебе хоть слово, прежде чем совершить то, что я задумал сделать завтра. Это положит конец всем тем ужасам, сквозь которые мы с тобой прошли (ибо что-то мне подсказывает, что никому и никогда больше не проникнуть в то ужасное место, о коем нам обоим известно), однако боюсь, что душевное спокойствие не возвратится к тебе без подробных объяснений и заверений с моей стороны.
Ты знаешь меня еще с мальчишеской поры, так что, думаю, не станешь возражать, когда я скажу, что некоторые загадки лучше оставить неразгаданными, а иные феномены — неисследованными. Тебе лучше оставить любые домыслы по поводу дела Чарльза, и я, считай, приказываю тебе хранить молчание пред лицом его матери — хватит с нее и уже имеющихся подозрений.
Когда я завтра позвоню в твою дверь, Чарльз уже покинет пределы лечебницы. Он совершит побег — и это все, что должны знать окружающие. Конечно, какой молодой человек, пусть даже и не вполне в своем уме, захочет терпеть притеснения — такое сплошь и рядом случается. Со временем ты сможешь с надлежащей деликатностью, без спешки, посвятить жену в обстоятельства его недуга — и тогда наконец уйдет нужда посылать ей отпечатанные на машинке письма от имени сына. Настоятельно рекомендую тебе навестить ее в Атлантик-Сити, да и самому немного отдохнуть — видит Бог, ты заслужил покой. Сам же я отправлюсь на юг, дабы успокоиться немного и отрешиться от тяжелых дум.
Так что ни о чем меня не спрашивай, когда я завтра позвоню в твою дверь. Возможно, что-то пойдет не так, но в таком случае я тебя уведомлю. Однако не думаю, что до этого дойдет. Тебе больше ни о чем не придется беспокоиться, потому что Чарльз будет в полной безопасности. Он уже в месте более надежном, чем ты можешь помыслить. Можешь также не бояться Аллена; он теперь — такое же достояние прошлого, как и портрет Карвена, и если завтра я объявлюсь на твоем пороге, тем окончательно подтвердится факт исчезновения этого человека с лица земли. Автор записки на латыни, думаю, также никогда не потревожит ни тебя, ни твоих домочадцев.
Но будь готов столкнуться с великой скорбью — и всячески помоги своей супруге пережить ее. Я должен откровенно признаться, что бегство Чарльза никак не означает, что он к вам вернется. Его поразила весьма специфическая болезнь, и от нее, увы, спасения нет. Могу утешить тебя единственно тем, что он никогда не был злодеем или даже сумасшедшим в истинной мере сего слова — а всего лишь любознательным, умным и полным усердия парнем, чья страсть ко всему древнему и таинственному не принесла хороших плодов. Он постиг то, что превыше разума смертных, и мрачная тень тьмы времен пала на него.
А сейчас я подхожу к делу, в котором прошу тебя верить мне еще безоговорочнее, чем до сих пор, — потому что относительно судьбы Чарльза не должно быть никаких недомолвок. Скажем, где-то через год, если хочешь, ты сможешь подвести под этим делом достойную черту, потому что парня более не будет на свете. Установи надгробие на своем участке Северного кладбища, на десять футов западнее могилы твоего отца, — так ты обозначишь истинное место упокоения своего сына. Не страшись, что под этим камнем будет лежать прах какой-либо химеры или подкидыша, — нет, это прах твоего родного сына, того самого Чарльза Декстера Варда, которого ты нянчил и воспитывал, настоящего Чарльза, не отмеченного черным колдовским клеймом и шрамом над бровью, Чарльза, который никому не сделал зла, но трагически поплатился за свою жажду познания.
На этом — все. Он сбежит из больницы, а через год с сегодняшнего дня ты сможешь поставить надгробие. Ни о чем меня завтра не расспрашивай. Верь — честь твоего древнего рода столь же чиста, сколь и в славном прошлом.
С глубочайшим сочувствием и призывом к стойкости, спокойствию и смирению, извечно преданный твой товарищ
Маринус Бикнелл Уиллет.
Итак, утром в пятницу тринадцатого апреля 1928 года доктор Уиллет вошел в палату пациента частной лечебницы Уэйта по имени Чарльз Декстер Вард. Молодой человек, хоть и не старался избегать посетителя, был очень подавлен и не слишком радушно поддерживал разговор, которого изо всех сил добивался Уиллет. Очевидно, источником определенного напряжения было то, что доктор нашел подземелье, и то, что он в нем пережил, поэтому оба несколько стушевались, обменявшись формальными словами приветствия. Тогда между ними протянулась новая струна, готовая к надрыву, ибо Вард, кажется, приметил в застывшем, словно маска, лице доктора решимость, которой раньше не было и в помине, — и испугался, хорошо сознавая, что со времени последнего визита тихий и миролюбивый семейный врач превратился в ожесточенного, глухого к мольбам и запугиванию мстителя.
И поэтому, когда доктор начал говорить, Вард побледнел, точно больничная стена.
— Всплыли новые факты, — промолвил Уиллет, — и я должен честно сказать, что теперь моим долгом является расплата.
— Копнули поглубже — и наткнулись уже на других несчастных оголодавших тварей? — прозвучал полный горького злорадства ответ. Было очевидно, что Карвен до последнего решил сохранять бравурный тон.
— О нет, — Уиллет улыбнулся. — На сей раз копать не пришлось. Тут кое-кто искал доктора Аллена, а нашел в хижине в Потаксете только накладную бороду и очки…
