Утром двадцатого июля шумиха усилилась из-за пропажи судна и его ценного груза. Во время шторма накануне ночью оно сорвалось с якоря и бесследно сгинуло в открытом море — вместе с охранником, неосмотрительно заночевавшим на борту в бурю. Капитан Орн, быстро заручившись поддержкой ученых и целой флотилией рыбацких лодок из Глостера, совершил тщательный и исчерпывающий поисковый круиз, единственным результатом которого стала новая волна интереса и разнотолков. К седьмому августа все надежды были оставлены, и Орн вернулся в «Вейвкрест», чтобы закончить свои дела на пляже Мартина и посовещаться с теми учеными, что еще остались там. Кошмар, напоминаю, грянул восьмого числа.
Стояли сумерки, и серые чайки низко парили над берегом, а восходящая луна начала прокладывать на водах сверкающую дорожку. Все эти подробности важно держать в уме для воссоздания полной картины произошедшего. На пляже в тот час — парочки на променаде и припозднившиеся купальщики, спустившиеся с зеленого холма в северной стороне, где стоял небольшой коттеджный поселок. Кто-то почти наверняка вышел провести вечер за пределами внушительной громады фешенебельного отеля. Невдалеке расположились несколько других очевидцев, праздно проводивших время на высокой, хорошо освещенной фонарями веранде «Вейвкреста» и делавших вид, что наслаждаются музыкой из роскошного танцевального зала внутри. Эти наблюдатели, в числе которых — сам капитан Орн и ученые, присоединились к группе на пляже прежде, чем ужасное действо вошло в необратимую фазу. Недостатка в свидетелях определенно не было, так почему столь многие из них потом сомневались в том, что видели? Неужели так силен был их страх?
Точных данных о том, когда кошмар начался, нет, хотя многие упоминали практически полную луну «примерно в футе» над стелившейся по горизонту мглой. Этот факт врезался им в память не случайно, а в связи с довольно странным явлением, которое предстало их взору, — с тихой, осторожной и в то же время какой-то зловещей зыбью, накатывавшей с далекого горизонта по мерцающей полосе отраженных лунных лучей, но рассеивающейся, не достигая берега.
Многие не замечали это явление, пока о нем не напомнили более поздние события; но зыбь, по-видимому, была очень заметной и отличалась по частоте и характеру движения от обыкновенных волн близ нее. Кто-то даже сказал, что она походила на музыкальный ритм — в том смысле, что за ней будто стояла работа некоего потаенного разума. И когда последний из амплитудных следов растворился у далекого черного рифа, откуда-то из-под воды вырвался вдруг ужасающий крик, жалобный вопль муки и отчаяния — увы, лишь теперь я понимаю, что это была всего-навсего имитация человеческого голоса.
Первыми на крик среагировали два дежуривших спасателя — двое крепышей в белых купальных костюмах, на груди у которых красовалась надпись, заявляющая об их профессии. Привыкшие к спасательным работам и крикам утопающих, на сей раз они ничего знакомого в том страшном вое не услышали — но, повинуясь чувству долга, быстро совладали с оторопью и поспешили на помощь.
Поспешно схватив надувной круг с закрепленным на нем мотком веревки, один из них быстро побежал вдоль берега к месту скопления толпы. Оттуда, хорошенько раскрутив свой снаряд, он забросил его в море — в том направлении, откуда доносился крик. Круг ударился о волны, и толпа затаила дыхание, вот-вот ожидая увидеть несчастного, чье отчаяние породило столь безутешный крик.
Но вскоре выяснилось, что спасение не было быстрым и легким делом, потому что, как ни тянули веревку двое крепких мужчин, кто-то, схвативший круг с другого конца, не давал сдвинуть ее ни на йоту. Более того, стало понятно, что веревку натягивают с равной — если не с большей — силой в противоположном направлении. Через несколько мгновений неведомая сила, оказавшаяся с другой стороны спасательного каната, сбила спасателей с ног и потащила в воду.
Один из них, придя в себя, тотчас же позвал на помощь толпу на берегу, которой он бросил оставшийся моток веревки, и в ту же минуту к спасателям присоединилось немалое число добровольцев, в числе первых — сам капитан «Альмы Глостерской» Джеймс Орн. Более дюжины рук отчаянно тянули за толстую веревку, но все безрезультатно.
Как бы усердно ни налегали на трос люди на берегу, странная сила с другого конца ни в чем им не уступала — и меж двух противоборствующих сторон натянулась самая настоящая звенящая струна. Как спасатели, так и очевидцы терялись в догадках касательно того, с чем имеют дело. Предположение о тонущем человеке давно отбросили; наперебой высказывались догадки о кашалотах, батискафах и доисторических чудовищах. Там, куда спасателей изначально привело сострадание, теперь властвовало любопытство, и канат тянули с мрачной решимостью раскрыть тайну.
Наконец, когда сошлись на том, что спасательный круг, должно быть, проглотил кит, капитан Орн крикнул стоящим на берегу привести корабль, чтобы приблизиться, загарпунить и выволочь на берег незримого титана. Несколько моряков тут же бросились разыскивать ему подходящее судно, в то время как другие подбежали заменить капитана у веревки, — никто не сомневался, что именно ему предстоит руководить ловчей командой. Собственно, Орн в тот момент наверняка уже не думал, что все дело в простом ките. Ему уже довелось наткнуться у этих берегов на самое настоящее чудовище, будто рожденное древними мифами приморских народов, и он давно уже терзался вопросом, как может выглядеть и вести себя взрослая особь того вида, чей пятнадцатиметровый представитель был всего-навсего детенышем.
И тут с ужасающей внезапностью открылось обстоятельство, превратившее всю сцену из удивительной в ужасную и ошеломившее буквально каждого на пляже: когда капитан Орн повернулся с намерением покинуть свой пост у каната, то обнаружил, что обе его руки будто приросли — необъяснимая сила удерживает их в жестко зафиксированном положении. Через мгновение он понял, что попросту не может отпустить веревку.
О его бедственном положении тут же догадались остальные — и при попытке сделать то же, что и он, столкнулись с идентичной проблемой. Спасательный отряд непреодолимым и загадочным образом стал единым целым с пеньковым тросом, который пусть медленно, но с безжалостной устремленностью стаскивал людей в море.
Нахлынул безмолвный ужас — объятые им зрители уподобились бездвижным статуям, и ныне полная их деморализация сличается по противоречивым свидетельствам и сбивчивым оправданиям своего на первый взгляд бессердечного бездействия. Я был одним из них — и я никого не осуждаю.
Даже полные ужаса и изумления возгласы и вскрики узников веревки стихли в какой-то момент — видимо, перед лицом неведомых сил они покорились судьбе, стоя в бледном свете луны и вслед за раскачкой каната клонясь то в одну, то в другую сторону. Волны незаметно подобрались к их коленям, затем — объяли по пояс. Лик ночного светила наполовину укрылся за вуалью облаков, и в полусумраке вереница тел походила на змею, извивающуюся в тисках незаметно подкравшегося змеелова.
Веревка становилась все крепче и крепче по мере того, как увеличивалась сила тяги в обоих направлениях, и ее волокна набухали от поднимавшейся все выше соленой воды. Тем временем прилив отвоевывал себе все больше суши — и там, где еще недавно резвились дети или прогуливались влюбленные, теперь бушевал пенистый поток. Легион паникующих зевак слепо попятился назад, когда вода ударила по ногам, в то время как зачарованная шеренга у каната, не издавая ни звука, уходила все дальше в волны. Толпа, кое-как сомкнувшая ряды за пределами досягаемости прилива, таращилась на обреченных, не пытаясь оказать какую-либо помощь. В воздухе витал кошмарный страх перед надвигающимся злом, какого мир никогда прежде не знал.
