Это заявление отражает аналогичные настроения моих коллег из сферы изучения пищевой аллергии. Хотя пищевая аллергия и не является инфекционным заболеванием, она (и все ее разновидности) представляет собой серьезную проблему для общественного здравоохранения. Об этом говорится практически в любой рецензируемой статье по теме. Но если вы расспросите окружающих, то обнаружите, что мало кто имеет понятие об этом, так же как большинство из нас не подозревали, что может произойти эпидемия мировых масштабов. И вопреки расхожему мнению, распространение заболеваний, связанных с питанием, берет свое начало в тех же условиях, что создали почву для вирусной пандемии. В мире, где окружающая среда меняется быстрее, чем наш геном, неудивительно, что организм начинает бунтовать против ранее безобидных ингредиентов. Взаимодействие стран в области климата, здравоохранения и окружающей среды не только поможет предотвращать будущие эпидемии, но и положит конец пищевой аллергии. Большую роль в этом будут играть также и технологии.
Представьте себе время, когда вы сможете поставить на смартфон приложение, которое будет сканировать продукты на наличие потенциальных аллергенов. Уже существуют мобильные приложения, которые благодаря одному нажатию кнопки найдут соответствующие организации и учреждения или предупредят службы экстренной помощи и выбранных вами контактных лиц об анафилактическом шоке. А что скажете насчет гипоаллергенных орехов и арахиса, которые генетически модифицированы и не содержат проблемных белков? Подумайте также о генной терапии будущего, которая безопасно отредактирует ваш геном, и организм уже не будет считать врагом какой-то продукт (или группу продуктов). Все это, вероятно, ждет нас впереди, а некоторые методы разрабатываются уже сейчас. На рынке появляются портативные устройства, похожие на пробирки, способные определить наличие глютена или арахиса в пище. Правда, чтобы они оказались доступными для всех людей, нужно улучшать технологии и снижать стоимость таких товаров. Похоже, в будущем появятся вакцины от пищевой аллергии, поскольку сейчас уже больше десятка фармацевтических компаний работают в этом направлении. Цель — улучшить иммунный ответ организма, сделав аллерген арахиса похожим на вторгающийся вирус. При пероральной иммунотерапии иммунную систему учат воспринимать аллергены как безвредные вещества. В некоторой степени это ослабляет ее. Идея пищевой вакцины противоположна — воздействовать на защитные антитела способом, более сходным с традиционной вакцинацией. По сути, это усиление иммунной системы. Так она сможет идентифицировать и выдерживать потенциально аллергенные белки (например, белки арахиса) сразу же за последующим воздействием.
Предвижу, что в ближайшие годы появится большой выбор методов лечения — от вакцин до биопрепаратов и иммунотерапии. А прогностическое моделирование позволит увидеть, какой из этих методов лучше всего подойдет для конкретного человека — с учетом генетики, микробиома и множества других факторов. Как уже упоминалось, сейчас разрабатываются усовершенствованные методы диагностики. Мы ожидаем, что они помогут не только быстрее и надежнее диагностировать нежелательные пищевые реакции, но и указывать на предполагаемую серьезность болезни. Сейчас определение тяжести заболевания в значительной степени опирается на классификацию неблагоприятных реакций уже после того, как они случились. Однако следующее поколение диагностических средств стремится обеспечить пациентам и врачам оценку риска появления серьезной реакции до того, как она произойдет. Это может кардинально поменять ситуацию. Поражает объем исследований, проводимых в тот момент, пока вы читаете эту книгу. Количество специалистов и привлеченных разработчиков и производителей значительно увеличилось по сравнению со временем, когда я начала работать в этой сфере семнадцать лет назад. Аналитики прогнозируют, что к 2025 году объем рынка средств лечения пищевых аллергий достигнет 40 миллиардов долларов.
Описанные инновации — это не фантастика. Фактически все упомянутые технологии уже на стадии разработки. Подозреваю, что многие из них в ближайшие годы станут обыденным явлением, превратившись в дополнение к методам лечения пищевых аллергий (описаны в главе 7). Я также ожидаю прогресса в лечении пищевой непереносимости — той сфере, где требуется больше научных знаний и эффективных решений. В изучаемой мной области происходит революция. Жду будущего с нетерпением и оптимизмом. Когда больше десяти лет назад я занялась исследованиями пищевой аллергии, Национальные институты здравоохранения практически не финансировали эту область. Сегодня же направление считается приоритетным.
Важно быть уверенными, что результаты прогресса в области лечения, контроля и предупреждения пищевых аллергий будут доступны всем больным вне зависимости от их доходов и доступа к медицинскому обслуживанию. Вспомните Эмили Браун из главы 6, которая основала в Канзас-Сити организацию Food Equality Initiative и передала нуждающимся людям продукты без аллергенов на сумму 100 тысяч долларов. Эмили — убежденный борец за права людей, которые столкнулись с проблемой отсутствия пищевой безопасности и вынуждены придерживаться диеты по медицинским показаниям. Она с энтузиазмом делится личным опытом в этой сфере, читая лекции в местных некоммерческих организациях, медицинских учреждениях, выступая перед государственными чиновниками.
Много лет назад Эмили воспользовалась помощью Программы питания для женщин, младенцев и детей (WIC)
[127] для своего ребенка. Вскоре она узнала, что дочь не может есть многие продукты, предлагаемые WIC, поскольку имеет несколько аллергий (на арахис, молоко, яйцо, пшеницу и сою). Затем Эмили обращалась в местные благотворительные столовые, но аллергия дочери и здесь мешала в полной мере пользоваться предлагаемой едой. В результате она загорелась идеей улучшить ситуацию и остановить голод среди людей с пищевой аллергией.
Этот диагноз не должен приводить к финансовым трудностям, не говоря уже об эмоциональных или физических. COVID-19 наглядно продемонстрировал целый ряд проблем в здравоохранении; только раньше, когда эти проблемы касались работы других заболеваний, в том числе аллергий, они были не так заметны. Когда семья тратит на несколько тысяч долларов в год больше только для того, чтобы еда на столе не стала причиной вызова скорой помощи, отличие между богатыми и бедными становится особенно ощутимым. Цена — не единственное препятствие. Дело еще и в доступности правильной пищи. «Это как чистка лука, — комментирует Эмили «многослойную» проблему, которую ей приходится ежедневно решать шаг за шагом. — Я вижу, что сняла один слой, и обнаруживаю следующий».
Она также указывает на «продуктовые пустыни» — области в сельской местности или бедных кварталах, где люди не могут найти в местных магазинах необходимую пищу. Она надеется, что однажды ее дочь сможет попробовать пероральную иммунотерапию (ПИТ). Метод часто подразумевает расходы, не покрываемые медицинской страховкой, а также дополнительные сложности. Например, регулярные посещения клиники, где проводят ПИТ, заставляют пациентов и их семьи переезжать в другой регион и менять работу, лишь бы получить доступ к современным методам лечения пищевой аллергии.
