— Бирк?
Она отмахнулась.
— Когда он уедет, я останусь одна. Не хочешь мне тогда для новой картины попозировать? Может, на этот раз еще лучше получится…
Я подумала о картине там, внутри, — темные, словно процарапанные глаза… Кажется, она добавила туда красной и белой краски? Как так вышло, что глаза смотрелись одновременно живыми и мертвыми?
— Если у меня хватит смелости, — сказала я.
Мариам
Олесунн
Вторник, 22 августа 2017 года
Едва вода отступила, как я воткнула лопату и отправила порцию песка в желтое ведро. Волны обняли мои ноги. Сейчас не жарко, но и не холодно. Я похлопала по песку в ведре, утрамбовывая его, и перевернула ведро, так что получилась башенка на вершине четырех других песчаных башен. Стоя на коленях, Ибен усердно копала ров вокруг замка. На ней была белая панамка, голова опущена; девочка старательно копала песок, хотя волны то и дело разрушали плоды ее труда. Замерев, она сунула руку в выкопанную ямку и вытащила камушек.
— Мама, смотри!
Протянула камушек мне. Белый и гладкий.
— Красивый, — похвалила я, — положим его сверху.
Я вернула ей камень, Ибен взяла его и потянулась к замку. Ей четыре года. Она полна сил. А вот я устала, очень, очень устала, однако в то же время ужасно рада, что у меня есть Ибен…
* * *
Раздался пронзительный крик, и мир вокруг поменял цвет. Через пелену волн и светлых волос я смотрела на оклеенную цветастыми обоями стену. Я села в кровати, и меня захлестнула действительность. Ибен исчезла. Кто-то отнял ее у меня. За стеной Кэрон пыталась утихомирить орущего попугая.
— Заткнись! Дур-рацкий попугай! — кричал попугай голосом, вероятно, похожим на голос покойного мужа Кэрол.
Накануне вечером мы с Кэрол выпили вина, и теперь голова у меня тяжелая. Я обернулась и увидела, как потягивается Неро. Он сейчас толщиной с мою ногу, и такой длинный и тяжелый, что поднять его сразу и целиком я не могу. Хвост его свисает на пол, и его не видно. Я погладила его по спине, и меня потянуло к нему. Ни за что не поверила бы, что привяжусь к нему еще сильнее, чем прежде. Но теперь мы с ним так близки, что мне даже страшно. Я сунула руку ему под брюхо, чувствуя мощь его мышц, готовая взорваться от нежности.
В доме Кэрол множество комнат. В коридоре на каждом шагу двери, прямо как в общежитии. Здесь она держит разных животных, которых законно или незаконно привозят в страну. Змей, ящериц, бойцовых собак. Я заглянула в одну из комнат. Кэрол, как раз бросавшая в аквариум корм, помахала мне. Волосы ее были забраны в длинный хвост на макушке, а на руках — длинные черные перчатки. Я прошла в ванную. Душевой шланг убран в сторону, в полной воды ванне плавает с десяток морских черепах. Они высовывали головы, наблюдали за происходящим и вдыхали воздух.
Вчера Кэрол рассказала, как многие спрашивали, не ей ли достались пингвины, которых некоторое время назад выкрали из зоопарка в Олесунне. Рассказывая об этом, она, по обыкновению, громко смеялась. В шкафчике над раковиной я отыскала зубную пасту и посмотрела в зеркало. Всего за несколько дней я состарилась на десять лет.
По радио на кухне играла слащавая поп-музыка. Кэрол стояла возле ближайшей к выходу плиты и, покачиваясь в такт песне, подогревала в кастрюле молоко. Короткими пальцами с обгрызенными ногтями она время от времени дотрагивалась до лица. Кэрол по-прежнему не накрашена, и за одеждой тоже не следит; грудь под широким серым свитером обвисла. И тем не менее, несмотря на поседевшие волосы, выглядела она замечательно. В молодости она всегда носила яркие цвета и густо красилась. Кэрол Холлоуэй, норвежско-американская актриса, в восьмидесятых игравшая в фильмах среднего пошиба. Потом она сошлась с норвежцем, родила от него и переехала в Норвегию. Кэрол показывала мне сделанные в те времена фотографии: на руках младенец, на лице слой макияжа, а в голове мечты о карьере актрисы. Когда мечтам пришел конец и вместо них появилось новое занятие, исчезла и потребность красоваться. Похоже, она была готова спокойно встретить старость, и лишние килограммы ее не волновали.
— Отлично выглядишь, Кэрол.
Она фыркнула.
— Вот уж глупость-то.
Она налила кофе из кофейника в две чашки и добавила в одну из них горячего молока из кастрюльки. Меня всегда поражало, что Кэрол держит в кухне две плиты. Одна из них, та, что дальше, совсем старая и, похоже, не используется. Кэрол обожает старые вещи. Стены тут украшены древней кухонной утварью и расписным фарфором. Смахивает на маленький музей.
Я взяла чашку. С одной стороны на ней виднелась надпись «Мама» с нарисованными на буквах цветочками.
Музыка стихла, и послышалась знакомая мелодия, возвещавшая о начале новостей. Исчезновение Ибен — все еще их основная тема, и какой-то свидетель якобы видел, как перед самым исчезновением она разговаривала с неким мужчиной. Полиция просит этого мужчину связаться с ними.
От этой мысли внутри у меня похолодело. Мужчина. Ни слова о его внешности. Старый он или молодой. Высокий или низкий. Мужчина. А Ибен по-прежнему не нашли. Потом ведущий сменил тему. Мать Ибен никто не ищет.
Мариам Линд. Может, это потому, что они все равно не знают, где меня искать, а может, Тур решил ничего им не сообщать… А если так, то сколько времени пройдет, пока они сами это выяснят?
— Я должна забрать его, Кэрол.
А вот и слезы. Я не впервые плачу в этом доме, но каждый раз удивляюсь сама себе. Словно в доме Кэрол во мне открывается что-то намертво запечатанное.
Кэрол подошла ко мне и приобняла за плечи.
— Ну будет, будет…
Больше она ничего не сказала. Зато заговорила я. Фразы выплескивались небольшими порциями, словно преодолевая преграду. Я старалась облечь все впечатления последних дней в слова, дать им название. Размашистыми движениями Кэрол гладила меня ладонью по спине. Слезы мокрыми пятнами расплывались по ее свитеру. От Кэрол пахло сигаретами и еще чем-то сладковатым.
— Хуже всего, — проговорила я, — что я думала, будто не люблю ее. Думала, что это игра. Что я притворяюсь.
— Love is not a constant, dear
[6], — сказала Кэрол, — и ты не всегда чувствуешь то же самое. Разве ты сама не понимаешь?
— I am a pendulum
[7], — я кивнула. Я — маятник, который колеблется от любви к разрушению. Я строю и ломаю. Охраняю, защищаю — и это лишь для того, чтобы в следующую секунду все разрушить. Когда ты видишь меня, то видишь ту, какая я есть, — заботливую, полную любви жену и мать, которая любит собственного мужа и ребенка. Это не игра, та женщина — тоже я, в не меньшей степени, чем другая, готовая сровнять все с землей, радующаяся разрушению семьи. Та, кого ты видишь, глядя на меня, — противоположность той, какая я есть. Реальность — притворство. Противостояние, где каждая из сторон не исключает собственной противоположности.
