Ингвар озадаченно покачал головой.
— Если это Эгиль, он наверняка знает, кто подложил мне этот ключ. Значит, надо поговорить с Эгилем. А если это Патрик… — я сглотнула, — ну, значит, Патрик.
— Это не Патрик. Он вообще был в курсе, что это за ключ?
Я вспомнила тот день, когда столкнулась в городе с Патриком. Тогда он дотронулся до ключа и спросил: «Что, Сара, тебе тоже повесили ключ на шею и отправили гулять?»
— По крайней мере, он точно знал, что это мой ключ. Он видел, что я ношу его на цепочке. А тут уж несложно догадаться, что это ключ от двери в мою комнату.
— Ты этого боишься, — догадался Ингвар, — что это Патрик. Но ты вспомни — тут в тот вечер народа паслось видимо-невидимо. Кто угодно мог взять твой ключ.
Я покачала головой.
— Но кто угодно не сунул бы его в шкатулку моей дочери как раз тогда, когда Ибен исчезла. Это кто-то знакомый. И этот знакомый хочет мне что-то сказать.
Ингвар затряс головой так, что длинные волосы упали на лицо.
— Нет, вряд ли, — уперся он, — Патрик всегда был каким-то… убогим. Чтобы он поехал в Кристиансунн и похитил ребенка?..
Я смотрела на него, и меня тянуло наградить его оплеухой — это желание дремало во мне с того самого вечера, — однако вместо этого я впечатала кулак в стену.
— Ты его защищаешь, — сказала я, — вы с ним по-прежнему дружите.
— Нет-нет, ни в коем случае. Я часто вижу его в «Лазейке», но даже не разговариваю с ним.
— Ты и раньше это говорил.
Ингвар опустил глаза и стал похож на мальчишку.
— Но сейчас я говорю правду, — пробормотал он.
Мы немного постояли молча. Ингвар почесал бороду и оглянулся, словно продумывая пути отступления.
— А мои старые вещи вы не выкинули?
Ингвар кашлянул.
— Посмотри в кладовке — может, там что осталось? — Он кивнул на маленькую дверцу в стене.
Я открыла ее и зажгла свет. В кладовке по-прежнему хранились старые вещи домовладелицы. Чемоданчик из Америки, кованый держатель для бутылок, ящик, набитый всевозможным барахлом. На коробке с надписью «Книги» стоял черный мусорный мешок. Открыв его, я сунула внутрь руку и вытащила свитер, показавшийся мне знакомым. Поставила мешок на пол и перевернула. Из него посыпались книги, диски и всяческие туалетные принадлежности. Платье, которое я часто носила, и духи, которых даже не помню. Я никогда не возвращалась в прошлое — я всегда двигалась вперед. Оглядываться назад неправильно. Так ты просто себя не узнаешь.
Подойдя к окну, я посмотрела на траву и сливовое дерево — и на миг почувствовала себя Лив. Но лишь на миг. В следующую секунду я увидела, что к дереву привязана веревка, а на ней, ухватившись руками, раскачивается Ибен. Я зажмурилась, села на кровать и вздохнула.
— Ты как? — раздался откуда-то издалека голос Ингвара.
— Оставь меня в покое.
Он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Я услышала, как удаляются по коридору его шаги. Затем легла на кровать и уставилась в белый потолок. Когда Ибен было шесть, однажды она нарисовала на обоях в комнате некое странное животное, гибрид динозавра и кошки. Увидев рисунок, я сперва приняла длинную шею животного за змею, и сердце едва не выскочило у меня из груди. За тот рисунок я дико разозлилась на Ибен. Заперла ее в комнате и не выпускала, пока она не стерла рисунок. Но сколько бы ни терла, все равно до конца не отмылось, а я только этого и хотела, чтобы она уяснила, что натворила. Как же жестоко я с ней обходилась…
На тумбочке возле кровати валялись порножурналы, презервативы и позеленевший бутерброд. Так вот откуда этот запах… Я опять села и, едва сдерживая тошноту, сдвинула бутерброд на журнал и вынесла в коридор. У Ингвара вновь гремела музыка, даже в ушах больно стало. Надо же, какая я сделалась чувствительная… Что это за группа, я не знала — за музыкой давно уже не следила.
Мусорное ведро на кухне оказалось полным, поэтому я вытащила мешок и выкинула туда бутерброд вместе с журналом. Журнал, похоже, был старый, возможно, Эгилю он дорог, но мне плевать. Завязав мешок, я понесла его на улицу. Я, наверное, отвратительная мать, вот только не исключено, что мне не суждено прибираться на съемной квартире, где могла бы жить моя дочь. Мог ли Патрик убить ее? И не лучше ли мне поехать сразу к нему? Спотыкаясь о чужую обувь, я вышла и направилась к мусорному баку, куда сунула мешок, едва прикрыв его крышкой.
Раз уж я все равно на улице, можно заодно и чемоданы из машины забрать. Мне почудилось, будто я слышу, как злится в своей темнице Неро. Подтащив багаж к ступенькам, я остановилась и первым внесла чемодан с Неро, такой тяжелый, что я едва не рухнула. Да, носить питона почти невозможно. В комнате я поставила чемодан у окна и пошла за другим.
Когда я открыла чемодан, Неро попытался укусить меня за руку. Я отшатнулась. Прошептала, что мне очень жаль. Оскорбленный питон скрылся под кроватью. Я оставила его там, а сама принялась искать в шкафу постельное белье. Шкаф был забит скомканными вещами — одеждой и полотенцами. Тут же валялись упаковки болеутоляющего и журналы, а еще непочатая бутылка пива. Наконец я отыскала простыню, пододеяльник и наволочку и начала заправлять кровать. Я давно оставила эту жизнь позади. С того вечера, как я покинула этот дом, все клетки моего тела успели обновиться. Часть меня скучала по мне прежней. А другая часть знала, что ни за что не вернется.
Закончив, я улеглась на пол и заглянула под кровать. Неро свернулся в клубок, а голову спрятал за тумбочкой. Я попыталась его вытащить, но он не сдвинулся с места и угрожающе зашипел. Из-за клубка его тела торчало что-то вроде фотографии. Я потянулась за ней, однако Неро бросился на меня, и я еле успела отдернуть руку.
Когда я вошла в гостиную, Ингвар с закрытыми глазами слушал музыку. Пальцы у него шевелились, будто он играл на гитаре. Усевшись рядом на диван, я толкнула его плечом и протянула фотографию, которую достала из-под кровати. Снимок был сделан тут, в гостиной. Я, Ингвар и Эгиль сидим на полу. Сзади видно нижний край телевизора и стаканы, покрасневшие в свете лавового светильника.
— Давно дело было, — сказал Ингвар. — Старые добрые деньки…
— Я нашла ее на полу под кроватью. А других нет. Не знаешь, где остальные мои фотографии?
Ингвар пожал плечами.
— Может, Эгиль их с собой в тюрьму забрал?
Прозвучало неправдоподобно.
— То есть у тебя фотографий нет?
Лицо у Ингвара словно превратилось в маску. Он закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана.
— Нет, — проговорил он, — у меня нет.
Он врал. Но почему — я не понимала.
— Можно позвонить с твоего телефона? — попросила я.
Лив
Олесунн
