Вторник, 22 августа 2017 года
— Это Мариам Линд, — представилась я. — Меня просили перезвонить. По поводу Эгиля Брюнсета. Мне нужно навестить его в ближайшее время.
— Он говорит, что знает вас, — ответил полицейский. — Вы старые друзья?
Я закашлялась.
— Да. Друзья детства.
— Приводов у вас нет, — сказал он. — Обычно нужно долго ждать, чтобы разрешили свидание, но раз вы приехали в Олесунн всего на неделю, мы сделаем исключение. Можете прийти в ближайший четверг в половине одиннадцатого утра.
— А раньше нельзя? Может быть, можно поговорить с ним по телефону?
— Мы приняли решение, — отрезал он.
* * *
Я вошла в гостиную, и Ингвар посмотрел на меня. Он сидел на диване с электрогитарой в руках и зажатым во рту медиатором. Музыку Ингвар обожает. У него нет никаких амбиций, он не мечтает стать рок-звездой, вовсе нет. Он просто не может жить без музыки, как человек не может жить без сна или пищи. У меня ничего такого никогда не было. Да, конечно, я создала собственную компанию из ничего, вложила в нее больше времени, чем себе представляла. Я хотела этого — и добилась, но никакой страсти не испытывала. Я готова с легкостью все бросить и даже не оглянусь. Мысль о том, чтобы проверить, справляется ли мой заместитель с новым проектом, приходила мне в голову лишь ненадолго. Когда пропала Ибен, я просто закрыла эту коробочку в моем мозгу. Сколько таких коробочек я еще закрою?
— Я смогу навестить Эгиля только в четверг, — сказала я, плюхнувшись на диван рядом с Ингваром.
— Быстро, — удивился он. — Мне вообще не разрешили. Они считают, что у меня есть друзья в «его среде», — и изобразил пальцами кавычки.
— А это не так?
— Я с ними уже много лет не общался.
Я кивнула.
— Когда ты не на работе и не сидишь здесь, что ты делаешь? С кем тусишь?
Ингвар достал пачку табака.
— Я хожу в «Лазейку», встречаюсь там с друзьями.
— И среди них нет никого из прежней тусовки?
Он покачал головой и достал новую бумажку для сигареты.
— Нет, есть. Может быть.
Я вздохнула.
— И что будешь делать? — сказал Ингвар и прикурил, увернувшись от искры, едва не упавшей ему на брюки.
— Как я уже говорила, ключ могли взять лишь двое: Эгиль и Патрик. Встречи с Эгилем ждать слишком долго. Так что придется мне разыскать Патрика. Если это он… — Я замолчала.
— Не думаю, — сказал Ингвар. — Не могу себе даже представить.
Я посмотрела на телефон. Мои пальцы задрожали от одной мысли о том, как я полезу в интернет его искать. Что-то меня останавливало. Я передала телефон Ингвару.
— У тебя есть его номер? Или, может, ты подписан на него в каких-нибудь соцсетях? Можешь с ним связаться?
— Я ведь сказал, что я не…
— Можешь его найти?
Он начал нажимать кнопки на экране. Искал долго, а я ждала. Он постарел. На лбу залегли морщины, а на лице появились какие-то рытвины. Ингвар всегда был хиловат, а с годами это только усилилось.
Тут он издал какой-то звук. Вдох вместе с восклицанием. Похоже, неосознанно.
— Что? — спросила я, и он выпрямился.
— Ничего. Он пользуется некоторыми музыкальными порталами, в которых я зарегистрирован. Я отправил ему сообщение в личку.
— А номер телефона?
— Не нахожу. Возможно, он закрыл эти сведения или использует скрытый номер.
Я кивнула.
— Отправь сообщения во все профили, которые найдешь; скажи, что тебе нужно с ним поговорить. Не говори, о чем, просто напиши, что это важно.
Если Патрик что-то сделал с Ибен, он сразу же поймет, что эти сообщения от меня. Может, именно это ему и нужно, чтобы я вернулась? А иначе зачем ему оставлять мне сообщение в комнате Ибен? Понятное только мне?
Я подняла ключ и покачала его на цепочке. Проследила, как он раскачивается из стороны в сторону. Развела цепочку пальцами, чтобы получилось сердечко. Когда исчез ключ, я тоже исчезла из этой квартиры. Больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Теперь я вернулась, хожу кругами, превратилась в змею, кусающую себя за хвост. Мне придется вспомнить все, от чего я убежала, всю мою жизнь.
— Если он не ответит, — сказала я, — завтра я сама к ней поеду.
О ком я говорю, до него дошло не сразу. Я никогда не произношу слова «мама».
Ронья
Кристиансунн
Вторник, 22 августа 2017 года
Август очень удивился, встретив меня в коридоре отделения полиции.
— Ты здесь?
Я покачала головой:
— Вообще-то нет. Просто дела в офисе появились.
Он кивнул. Оглянулся на пустой коридор и прошел за мной несколько шагов до моего кабинета. Я вошла, а он остался в дверях. Сев на стул, я посмотрела на него, надеясь, что он решит не завязывать беседу. Август улыбнулся и кивнул на огромный пазл над моим столом, где был изображен мост Ракотцбрюке в Германии.
— Много деталек, — сказал он.
Мы с мамой потратили полгода, чтобы сложить этот пазл. Раскладывали его на скатерти и сворачивали ее, когда останавливались, чтобы потом продолжить. Это был наш с мамой совместный проект. Коллеги, которые видели этот пазл, всегда над ним потешались. Они считали, что вешать над столом картину из пазла глупо. Никто из них не понимал, что она для меня значит.
— Это Ракотцбрюке, — сказала я. — «Чертов мост». Сконструирован как оптическая иллюзия. Ты видишь, он выглядит как ровный каменный круг?
Август засмеялся.
— Да, круто. Словно вход в преисподнюю?
— Или выход из нее, — ответила я. — Откуда нам знать, на какой мы стороне?
— Вопрос перспективы, — сказал он. — Интересно, — кивнул на картину. — Напоминает Бесконечный мост в Орхусе. Тот, конечно, не иллюзия — настоящий ровный круг, по нему можно ходить вечность… — Август засмеялся. — И это тоже своего рода ад.
— Почему ты уехал из Дании? — спросила я.
— Потому что там я ходил по кругу, — он снова усмехнулся. — Никакой возможности для развития, ни в работе, ни в отношениях. Захотел попробовать что-то новое. К тому же здесь у меня семья. — Он слегка покачнулся. — Послушай… — Кадык на его худой, плохо выбритой шее заходил ходуном.
Я покачала головой.
— Не нужно. Брось.
Август засунул руки в карманы — очевидно, хотел что-то еще сказать, но не решался. Когда он так наклоняет голову, то кажется очень симпатичным — ну, таким, какими бывают мальчики в средней школе. Весь вопрос в перспективе, как в пазле.
