Эгиль внимательно рассматривал вторую картину. Мягкие линии шеи, светлые волосы, падающие на глаза. Аните хорошо давались автопортреты. Каждый раз, когда я смотрел на эту картину, она на мгновение оживала. Ингрид отдала мне их после похорон. Она сказала, что так мы сможем запомнить Аниту такой, какой она была. Как будто можно заменить воспоминание об угольно-черной коже Аниты воспоминанием о румянце на ее щеках, о ее дыхании… Так не бывает. Остаются оба воспоминания, все воспоминания, и память о ее смерти была сильнее.
— Кто это? — спросил Эгиль, показывая на картину.
— Моя дочь.
После смерти Аниты я всегда, выходя из дома, носил в кармане маленький острый перочинный ножик. Мой защитник. Ночью мне снилось, как я всаживаю его в шею того, кто ее убил. Как правило, у убийцы из снов была черная борода Бирка. Мне снилось, будто Анита лежит на носилках, мертвая, обгоревшая, и вдруг начинает дышать, а ее лицо розовеет. Мне снилось, как она стряхивает с себя пепел и снова становится теплым улыбчивым ребенком, двенадцати, шести, четырех лет.
Эгиль посмотрел на меня.
— Это ваша дочь? — Он побледнел. — Та, что умерла?
Его слова обожгли мне уши. Дышать стало тяжело. Я вспомнил слова врача о том, что время лечит. Сколько нужно времени, чтобы что-то вылечить?
Эгиль, хмурясь, рассматривал картину.
— Что такое? — спросил я.
— Ничего, — он резко мотнул головой. — Она была такая красавица…
Ронья
Кристиансунн
Среда, 23 августа 2017 года
Мы, все трое, сидели в машине Бирты на парковке возле районной психиатрической больницы. Она приехала прямо сюда, как только я рассказала ей обо всем. Бирта сделала несколько упражнений для голоса, настроилась на режим актрисы и нажала на кнопку «звонок» на телефоне, подключенном к автомобильным колонкам. Мы с Августом сидели на заднем сиденье, дожидаясь, когда на другом конце возьмут трубку. Бирте очень нравится владеть вниманием публики. Она особым образом вытягивает губы, распрямляется — и полностью вживается в свою роль.
— Алло, это Сверре Наккен.
— Здравствуйте, — прощебетала Бирта. — Это Бирта Ли из полиции Кристиансунна.
Бирта поддержала Августа — сказала, что надо пойти наперекор шефу и продолжить расследование. Она устроила нам краткий мастер-класс по применению актерского мастерства в этих целях.
— Кристиансунн, ага… Сожалею об этой вашей пропавшей девочке. Чем я могу помочь?
Именно Бирта решила, что сперва нужно позвонить Сверре Наккену, но нам не стоит раскрывать ему истинную причину звонка. Она сказала, что он может броситься на защиту своего бывшего коллеги или позвонит Руе, как только мы положим трубку, а это нам совсем не нужно. И она, и Август сочли, что пока не стоит сообщать о том, что мы знаем или что мы пытаемся выяснить.
— Спасибо, Сверре, я это ценю. Но звоню я по другому поводу. Нашему коллеге Руе Ульсвику только что исполнилось пятьдесят пять лет, и мы хотим организовать для него праздник — ведь сам он этого не сделает.
Она хихикнула, и на другом конце провода тоже послышалась усмешка.
— А вы уверены, что он этого хочет?
Бирта хмыкнула.
— У него нет выбора. Ему придется отпраздновать свой день рождения. А звоню я потому, что мы хотели бы пригласить его семью или старых друзей, но у нас нет никаких контактов, мы знаем только его коллег.
Пауза. Мужчина кашлянул.
— Знаете, я не стал бы никого приглашать. Достаточно коллег.
Кажется, что Бирта едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Она сжала губы и напряженно улыбнулась.
— Разве нет никого, кому он был бы рад?
— Вы же знаете о его прошлом. О том, что случилось с его дочкой и внучкой, о том, что он несколько лет был на больничном… Честно говоря, не думаю, что у него кто-то остался.
— А бывшая жена? — перебила его Бирта. — Можете дать мне ее номер? Я бы хотела узнать, что она думает по этому поводу.
Снова пауза.
— Хм… Честно говоря, думаю, что он как раз попытался сбежать от всего этого, но… Позвоните Ингрид, поговорите с ней.
— Значит, Ингрид…
Бирта записала на каком-то старом чеке номер телефона и поблагодарила за помощь. Положив трубку, передала листочек назад.
— Твоя очередь, Август.
Датчанин пересел на водительское сиденье, достал мобильный и набрал добытый Биртой номер. Его худощавая рука немного подрагивала. После нескольких гудков в телефоне послышался женский голос, очень высокий.
— Здравствуйте, — Август откинулся на спинку сиденья. — Это Ингрид Крогсвеен? Я звоню вам по поводу моего коллеги, Руе Ульсвика. Вы его бывшая жена?
— Да.
— Как я уже сказал, я его коллега и друг. Я хочу собрать его друзей и семью на празднование его пятидесятипятилетия. Но абсолютно не знаю, кого приглашать.
— Вон оно что… Разве он уже такой старый? — Она говорила ровно, почти безразлично. — Приглашать некого. Его родители умерли. Отец умер… лет четырнадцать назад. Упился до смерти, вроде так говорят. Мать Руе потерял еще раньше. Из родственников осталась только я, — когда она произнесла последнюю фразу, ее голос оживился. — Но я вряд ли приеду.
— Понимаю. Жаль… Может, вы хотя бы поможете мне придумать речь? Что бы вы сказали о Руе?
— Ой, не думаю, что он хотел бы услышать мое мнение о себе… Когда мы были вместе, Руе был очень добрым. Он редко бывал дома, но в целом был добрым и хорошим человеком. Лишь в последние годы, после того, что случилось с Анитой, стал мрачным и угрюмым. Но этого говорить не стоит.
— В смысле? А каким он был раньше?
— О, он был открытым, любил жизнь… Не таким злым, каким бывает порой сейчас. Я не видела его с лета, но все же… Он настолько изменился, что мне даже как-то не по себе.
— Он со мной тоже не очень-то разговорчив, — поддакнул Август. — Держит все в себе. А мне хотелось бы ему помочь.
Голос Августа звучал спокойно и сдержанно. Справлялся он прекрасно: никто не усомнился бы, что они с Руе — закадычные друзья.
— Да, очень похоже на него, — согласилась Ингрид. — Ему хочется быть сильным, но, честно говоря, у него гораздо больше проблем, чем кажется окружающим… Ой, я, наверное, заболталась. Об этом точно не стоит говорить в речи. Если вы захотите сказать что-то от моего имени, скажите, что я всегда считала его хорошим человеком.
Стало тихо. Август легко постукивал пальцами по рулю.
— Мне тут кое-что пришло в голову, — начал он. — Его дочь с кем-то жила, верно?
— Вы про Бирка?
— Ну да. А как у него фамилия?
— Фладмарк. Но его точно не стоит приглашать. Руе он никогда не нравился — тот был уверен, что именно Бирк убил Аниту. — Голос Ингрид дрогнул.
