Пока она говорила, я вбила имя в поисковик.
— Ох, извините, конечно, мы не будем ему звонить. Спасибо большое за помощь, Ингрид.
— Спасибо, что позвонили, — ответила та. — Как я уже сказала, я бы хотела приехать, но вряд ли получится. Мне жаль.
— Ничего страшного, — сказал Август.
Он положил трубку, и мы с Биртой изумленно уставились на него.
— Охренеть! — воскликнула Бирта. — Август, это было великолепно. У тебя талант!
Датчанин пытался скрыть удовольствие от похвалы, но покрасневшая шея выдавала его.
Теперь настала моя очередь. Когда я села на водительское сиденье, ладони у меня вспотели. Я посмотрела на телефон, а потом бросила взгляд в зеркало и буркнула:
— Я не хочу.
— Что ты сказала, Ронья? — переспросила Бирта.
У меня затряслись руки.
— Думаю, нам не стоит этого делать, — ответила я. — У нас есть приказ.
Бирта, звонко рассмеявшись, скомандовала:
— Давай сюда телефон.
Я протянула ей аппарат, и она набрала номер. Я положила руки на колени. Бирта прижала телефон к моему уху. Я задрожала. Она беззвучно усмехнулась.
— Алло? — раздалось на другом конце. — Алло, кто это?
— Здравствуйте, — выдавила я. — Это Бирк Фладмарк? Это Ронья Сульшинн из полиции Кристиансунна.
— Наконец-то! — рявкнул он. — Думал, вы никогда не позвоните.
Руе
Олесунн
Понедельник, 2 мая 2015 года
— Кого я вижу!..
Увидев меня в коридоре полицейского участка в Олесунне, Сверре просиял, и я почувствовал тепло, расплывающееся по моему телу, — я вернулся туда, где уже когда-то бывал… десять лет назад. Я крепко пожал ему руку.
— Ты вернулся, или как?
Просто вопрос, словно меня не было всего неделю. И все же неуверенность в голосе, морщинка над бровью… все это потому, что у меня уже вошло в привычку появляться в местных коридорах лишь за тем, чтобы исчезнуть снова еще до конца рабочего дня. Однако на этот раз все иначе. В этот раз я останусь.
— Да, — подтвердил я. — Я вернулся.
Кабинеты — всё такие же ветхие каморки, которые выглядят так, будто им в обед сто лет. У меня-то новый кабинет, но «новый» значит лишь не тот, что раньше. На этот раз — среди кабинетов отдела расследований. Мои дни оперативника в прошлом. Шеф сказал, что я могу потратить первый день на то, чтобы навести у себя порядок. Именно этим я и решил заняться. Расставил на полках книги, выкинул какие-то вырезки из комиксов, оставленные на пробковой доске прошлым владельцем. До меня здесь сидел подменный следователь, он проработал достаточно долго, чтобы ему предложили постоянную работу. Больше я ничего о нем не знал. Я не знал, кто ушел, кто в отпуске, кого перевели. До Малышки я знал всё обо всех в этом здании. Теперь нужно было начинать все сначала.
Я закатал рукава и принялся за трудную работу — начал втыкать проводки в соответствующие разъемы. Изобретатель компьютера мог бы сделать их более интуитивно понятными. Но я был рад, что надо мной никто не стоит, никто не пытается помочь; что мне не нужно ни с кем разговаривать. У них еще будет время на все эти «мы уже думали, что никогда больше тебя не увидим», или, как у Сверре, «почему ты мне не звонил?» Теперь все снова будет хорошо. Я вернулся.
Компьютер наконец получил все необходимые провода и включился. Я сел на стул и выдохнул. От солнца, пробивающегося из окна, я вспотел и распахнул окно настежь. В последнее время я много гулял. До Малышки бегал и поднимал штангу, а теперь внезапно почувствовал, что хочу просто гулять, слушать крики чаек, вдыхать запах моря. Спуститься на причал и чувствовать ветер на своем лице. Мало кто меня поймет. Эгиль понимал. Это был его конек. Он все понимал.
Я открыл программу для хранения старых и текущих дел. Как давно я ею не пользовался! Нужно было освежить старые знания, оживить всю эту мертвую бумажную работу. Я отыскал последнее большое дело, в котором участвовал и которое полностью выбило меня из колеи. Дэвид Лорентсен. Дело все еще не раскрыто. Слишком мало четких улик. Это значит, что улик слишком много. Я начал открывать многочисленные файлы: отчеты судмедэксперта об исследовании тела, биологические улики на месте преступления, допросы свидетелей. Казалось, в этом деле были замешаны практически все наркоманы города. Но никто из них не знал, что именно произошло в тот вечер. Большинство из них подтверждали алиби друг друга. Дело выглядело безнадежно. Эти люди привыкли врать. И было видно, что они врут. Нет никакого смысла в туче ДНК, собранных на месте преступления, если никто из этих людей не соглашется сдать пробу.
В отчете о вскрытии говорилось, что смерть Дэвида Лорентсена наступила «от пяти до пятнадцати дней назад». На теле были видны трупные пятна, трупная жидкость тоже появилась. Устанавливая дату смерти, основывались также на стадии развития опарышей, которых обнаружили на трупе.
Я пролистал документы и заметил, что в последний раз убитого видели живым в воскресенье, 16 апреля 2005 года, за день до первого матча на стадионе «Колор Лайн». Его вызвали на допрос в полицейский участок Олесунна в связи с нападением и ограблением Халвора Брюнсета. Был ли он убит в этот же день или в один из последующих, неизвестно. Он мог умереть и через неделю. Свидетели давали противоречивые показания. Некоторые вообще отрицали, что бывали когда-либо в доме Лорентсена, а кто-то говорил, что видел его. Я вернулся к отчету о вскрытии. Судмедэксперт установил, что непосредственно перед смертью убитый употреблял алкоголь. Неудивительно, что анализы крови показали содержание нескольких наркотических веществ.
Я переключился на другие документы — и закопался в огромном количестве материалов. Вот допрос матери убитого, Каролины Лорентсен, — именно она вошла в дом и нашла в постели труп сына. Я нашел фотографию гостиной в его квартире. Повсюду бутылки и банки из-под алкоголя, забитые пепельницы. Похоже, у него была вечеринка. Вернувшись к отчету судмедэксперта, я выяснил, что на пенисе убитого обнаружены следы женской ДНК — значит, у Лорентсена был половой акт прямо перед убийством. На руках и ногах следы клея от малярного скотча, но самого скотча на теле не было. Причина смерти — удушение предметом, которым надавили на шею убитого. Предполагаемое орудие убийства — лампа с тумбочки у кровати, которую, видимо, тщательно вымыли.
В убийстве Лорентсена подозревали многих из его дружков, но обвинение никому не предъявили. Один из них сдал отпечатки пальцев и ДНК, соответствовавшие тому, что нашли на большой куче малярного скотча в мусорке на кухне. Понятное дело, что его не арестовали — ведь на этом скотче были ДНК по крайней мере шестерых человек, как женщин, так и мужчин, и ДНК самого Лорентсена. То же самое с бутылками, банками и сигаретными окурками, найденными в квартире.
Я закрыл все документы. Нажал на файл, озаглавленный «Фоторобот, нападение». Между этими двумя событиями прошло слишком мало времени, да и расстояние между местами преступления было небольшим, так что нельзя исключать, что они связаны. Открылся рисунок: девушка лет двадцати, одетая в худи с капюшоном и фанатский шарф-розетку.
