— Ты вернулась, — Ингвар приглушил звук. — Как все прошло?
Я вздохнула, бросила ключи на стол и уселась на диван рядом с Ингваром. Мне хотелось положить голову ему на плечо и снова стать Лив, которая болтает со своим приятелем, но я сдержалась.
— Он тебе не звонил? — спросила я, а Ингвар в ответ покачал головой. Я протянула ему записку с номером телефона. — Можешь позвонить? Если он не ответит, оставь сообщение.
На Ингваре была футболка с надписью «Эйсид кинг»
[11] и изображением волшебника на мотоцикле. Он взял телефон и набрал номер. Когда на другом конце раздались гудки, вскочил и принялся расхаживать по комнате.
— Это Ингвар, — сказал он в трубку. — Перезвони мне.
Положил трубку, вернулся к дивану и сел. И я снова вспомнила тот день, когда встретила Патрика в городе. «Что, Сара, тебе тоже повесили ключ на шею и отправили гулять?» Кто же еще, кроме родного брата, послал бы мне такую понятную весточку? Я должна отыскать его.
— Ты говоришь, он бывает в «Лазейке»? — спросила я. — Как часто?
Ингвар смотрел в потолок.
— Да я сам туда уже давно не хожу… Не помню.
— А как по-твоему, там есть кто-нибудь, кто его знает?
Взгляд Ингвара забегал. Почему он нервничает?
— Ну, да. Конечно.
— Тогда поехали, — решила я. — Поговорим со всеми. Кто-нибудь должен знать, где он или с кем еще нам поговорить.
Он слегка пожал плечами.
— Ладно. Не хочешь сначала перекусить?
Обернувшись, взял было пульт, чтобы выключить телевизор, но внезапно замер и прибавил звук. Показывали пресс-конференцию из полицейского участка в Кристиансунне — это место я узнала. Выступал высокомерный на вид пакистанец, которого я прежде не видела. Руководитель следственной группы Шахид Сетхи — так было написано внизу экрана.
— Мы запросили разрешение суда на предварительное заключение в связи с серьезными уликами, — говорил руководитель следственной группы.
— Что происходит? — удивилась я.
— Они кого-то взяли, — ответил Ингвар. — По делу Ибен.
Полицейский на экране указал на журналиста, разрешая тому задать следующий вопрос. Тот спросил, есть ли еще надежда отыскать Ибен живой, но полиция отвечать на этот вопрос не пожелала.
— Смотри, — сказал Ингвар и открыл страницу газеты на телефоне. — Они пишут, что арестовали полицейского.
Я покачала головой. Нет, невозможно.
— Можно взять твой телефон? — попросила я, а когда Ингвар протянул мне его, набрала номер Тура.
— Я смотрю новости, — сказала я, услышав его голос. — Что ты об этом знаешь?
— Мало чего. Полицейский. Они не хотят называть мне его имя или давать описание. Сейчас они допрашивают его, потом обещали позвонить и все рассказать.
— Не сходится, — возразила я. — Вряд ли это кто-то чужой. Наверняка знакомый. Из тех, кто знает меня.
Разговаривая, я сжала ключ и теперь поднесла его ближе к телефону, как будто собираясь показать Туру.
— Понимаю, — откликнулся тот, хотя по голосу слышно, что он ничего не понимает. — Это дело сложнее, чем нам рассказывают. Нужно ждать. Но в любом случае я рад, что что-то движется.
На экране руководитель следственной группы отказывается отвечать на дополнительные вопросы журналистов.
— Хотел тебе сказать, — добавил Тур. — Полиция знает, что тебя нет дома. Сейчас они, конечно, заняты внутренними делами, но ты лучше поторопись. Я очень надеюсь, что это вернет нам Ибен.
Руе
Олесунн
Воскресенье, 12 марта 2017 года
— Нам действительно нужно снова проходить через все это? — спросила Ингрид, наливая мне еще кофе. Мы сидели в ее гостиной на блестящем новеньком белом кожаном диване. Ингрид все время покупает новую мебель, постоянно ищет что-то, что ее успокоит. Этот тюфяк, на которого она променяла меня, как обычно, спрятался в кабинете.
— Я спрашиваю в последний раз, — сказал я. — Я и у Бирка сегодня был.
— Ты разговаривал с Бирком?
— Я задал ему самые сложные вопросы. Он ли их убил, знает ли он, кто это сделал.
— Ты имеешь в виду, что снова терроризировал его своими беспочвенными обвинениями? — Ингрид покачала головой. — Бирк невиновен. Мне сердце подсказывает.
— А твое сердце не подсказывает, кто это сделал?
— Ты никогда не уймешься, Руе. Ты соображаешь, что делаешь? Твоя дочь стала для тебя просто преступлением, делом, которое, кстати, ты раскрыть не можешь. Не говоря уже о том, что его невозможно раскрыть. Дело закрыто. Был пожар. Следов не осталось. Разве не пора нашей дочери упокоиться с миром?
— Именно этого я и хочу — покоя. Чтобы ей было спокойно. И поэтому мне нужно уехать. Я просто пытаюсь получить ответы на свои вопросы до отъезда.
Она скрестила руки на груди.
— Ладно. Спрашивай давай!
— Мы что-то упустили, — начал я. — Прямо перед смертью Аниты что-то случилось, что-то, связанное с тем, чего мы о ней не знали. Ты не помнишь, не упоминала ли она о ком-то из своих знакомых, кроме Бирка?
— Как я уже много раз говорила, — сказала Ингрид, — я ничего не знаю. Знаю только, что у нее был кто-то еще. Но я даже не знаю, сколько продолжалась их связь.
— Когда она рассказала тебе об этом мужчине, — произнес я, — что именно она сказала? Можешь повторить?
— Она была в отчаянии. Сказала, что хочет уйти от Бирка. Сказала, что влюбилась. Я спросила, кто это, а она ответила, что ее ровесник. Тот, кто ее понимает и хорошо к ней относится. Дальше я и слушать не стала.
— Ты не спросила, как его зовут?
Ингрид покачала головой.
— Я уже много раз отвечала на эти вопросы, Руе. Кстати, я даже рада, что ты уезжаешь. Рада за тебя. Тебе нужно уехать. Кристиансунн — это прекрасно. Ты сможешь начать все заново. Я надеюсь, что тебе удастся оставить за спиной все наши беды. Начнешь с чистого листа.
Я знал, что она права. Этот город проделал в моем сердце большую черную дыру, которая никогда не зарастет. Я ходил по улицам и разглядывал всех этих проклятых людей, переживших мою дочь. А на свое отражение в витринах смотреть не мог. Мне нужно было уехать.
— Дай мне напоследок еще раз посмотреть на ее вещи.
Ингрид раздраженно отмахнулась:
— Они там, где обычно.
Бывшая детская Аниты была заполнена картинами. Они в основном висели на стенах, но несколько стояли у стены. Столько копий лица Аниты анфас, взгляд вверх или вниз… И другие люди, родственники Ингрид. Дети и старики. Я провел рукой по картине, изображающей младенца, который зевал, а на зубах у него была кровь. Интересная картина… Поправил вставленный в рамку портрет Ингрид и ее мужа. Хорошо, что сохранилось так много картин, хотя при пожаре сгорело тоже немало.
