Лив
Олесунн
Суббота, 16 апреля 2005 года
Я долго нажимала на кнопку звонка, чувствуя ее вибрацию в такт со звуком. В квартире горел свет. Я надеялась, что он один. В любом случае его тень мелькнула за матовым стеклом двери, он отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, кто пришел.
— Лив!
Он мне явно обрадовался. Даже сильнее, чем мне хотелось бы, да и, пожалуй, сильнее, чем он хотел бы показать. Мальчишечья улыбка совсем не шла тому крутому парню, каким он пытался быть. Дэвид распахнул дверь в светлый коридор с желто-коричневыми обоями на стенах и старым телефонным столиком с витым узором на сиденье кресла.
— Похоже на квартиру какого-нибудь старика, — сказала я.
Он ничего не ответил, поэтому я так и не узнала, унаследовал ли он квартиру от какого-нибудь родственника или раздобыл ее каким-нибудь иным способом.
Дэвид удивленно взглянул на мою продырявленную со всех сторон сумку, которую я поставила в коридоре. Я сбросила ботинки и повесила куртку на вешалку. Даже коврики здесь выглядели очень древними.
— Мне нужна помощь, — сказала я. — Нужно где-то переночевать, но только без лишних расспросов.
— Бросила девушка?
Я кашлянула.
— Я просила без расспросов. Завтра я найду другое место.
Села и открыла сумку, где, приоткрыв, как обычно, глаза, спал мой питон.
— Можно согреть ванну, чтобы Неро там полежал?
— Пожалуйста.
Я включила подогрев пола в ванной и положила Неро в душевую кабину. Он довольно быстро успокоился.
Дэвид протянул руку и пригласил меня дальше в квартиру. Слишком поздно я осознала, что это последнее место, где мне хотелось бы находиться. В том числе и потому, что на мне была юбка, и он мог решить, что я вырядилась ради него. Я ему нравилась, и для нас обоих это стало ахиллесовой пятой. Но у меня не было другого выхода. Я прошла вперед, чувствуя на себе его пылающий взгляд. Мы свернули и оказались в гостиной. Стол был заставлен бутылками и полными пепельницами. На полу и подоконнике валялись пустые бутылки и банки из-под пива. На экране телевизора застыла картинка женщины, наклонившейся так, что зритель мог лицезреть ее анус и влагалище.
— Гостевой комнаты у меня нет, — сказал Дэвид. — Разгребем для тебя мою комнату, а я посплю на диване.
— Не нужно, диван вполне подойдет.
Диван подходил не особо — весь грязный и в каких-то пятнах, — но я не хотела быть у него в долгу. И уж точно не хотела лежать в его постели.
Без дальнейших комментариев Дэвид сел на стул и включил телевизор. Комнату заполнили стоны. Громкие притворные стоны женщины, которой не светила роль в Голливуде. Я стояла посреди комнаты, не зная, куда деваться.
— В холодильнике полно пива, угощайся. Еды нет.
— Не страшно. Я не голодная.
Я вышла из комнаты. Стоны преследовали меня даже в ванной.
Неро спокойно лежал на полу, по обыкновению положив голову на тело. Когда я подошла поближе, он разинул пасть и зашипел на меня. Я отступила. От его гнева у меня чуть не взорвалась голова. Он проникал мне внутрь, этот мучительный вой животного, у которого отобрали добычу. Я подвела его, и он понимал, что я не возьму его с собой туда, куда собираюсь. Я не могла его сохранить, я вообще ничего в этой жизни не способна сохранить. Если б я взяла его с собой, он свел бы меня с ума.
Я замерла у зеркала, разглядывая свое отражение. Глаза покраснели, волосы плетьми повисли вокруг лица; я выглядела бледной, уставшей. Но спать не хотелось. Такое истощение быстро не вылечить. Оно грызло меня изнутри, поглощало мои мышцы, мои суставы. Кровь стала слишком жидкой. Каждый раз, закрывая глаза даже на мгновение, я видела мертвое тельце Авроры. Казалось, она впиталась в мои поры, ее образ отпечатался на радужке глаз. Я хотела рыдать, кричать, бросаться чем-нибудь. Но я просто стояла и разглядывала себя.
Завтра поеду и поговорю с Кэрол. Она поможет начать новую жизнь на новом месте. Но оставить меня на ночь она отказалась. Не сейчас, уж слишком рискованно. И мне не оставалось ничего другого, кроме как прийти сюда. Всего на одну ночь. Потом я исчезну. Растворюсь в воздухе, стану невидимой. Как будто меня никогда и на свете не было.
Руе
Кристиансунн
Четверг, 24 августа 2017 года
Я другой. Пальцы, связывающие веревкой узкие кисти женщины, не мои. Они принадлежат мужчине, которого я не знаю. Тому, кто уверен, что имеет право причинить боль, если хочет. Знакомый мне Руе никогда не мерился силами с женщиной, а этот новый Руе затягивает узел чуть туже просто потому, что у него есть такая возможность. Именно он следил за одной определенной семьей, подъехал к дому и опустил окно автомобиля, чтобы поговорить с невинной маленькой девочкой. Он же позднее пытался снова поговорить с ней, даже угрожал ей. Это как переступить определенную черту — где именно она находится, сказать сложно, однако за этой чертой опасность. Он прекрасно это знает, ведь уже много лет работает с преступниками. Он знает, что эта черта гораздо опаснее, чем кажется. Преступления начинаются с малого. Преступник оправдывает свои действия, шаг за шагом. Я уже давно веду себя как преступник. Намерения мои прекрасны, но все же веду я себя как преступник. Для меня разницы между добром и злом давно не существует.
Она пытается поудобнее усесться на полу, но ее руки привязаны к стойке кровати, и у нее ничего не получается. Веревка впивается в кожу и крепко держит. Она всхлипывает.
— Я все выдержу, — говорит она. — Я приму любое наказание. Любое. Только позволь мне отыскать Ибен.
Я ставлю табурет поверх ее ног и сажусь. Я настолько переполнен яростью, что диктофон дрожит в моей руке. Включаю его и наклоняюсь к ней, чтобы не упустить ни звука. В другой руке подрагивает нож.
— Назови мне свое полное имя.
— Мариам Стейнерсен Линд.
— А твое имя при рождении?
— Сара Шейе.
— Почему ты уехала из родного города и взяла новое имя, почему изменила личность?
Она улыбается. На мгновение в ней мелькает кто-то намного опаснее безутешной матери.
— С чего начать?
Я передвигаю диктофон так, чтобы звук был очетливее.
— Начни с того, что сама считаешь началом всей истории.
Она ерзает. Глядит в потолок и на миг задумывается. Лицо у нее такое, будто она сочиняет стихотворение.
— В первый раз его тело было странным, — говорит она. — Как живой гранит или мягкая наждачка.
Я понимаю, что история будет долгой. Скорее всего, она всю жизнь мечтала рассказать кому-нибудь об этом, и теперь у нее есть такая возможность. Она вздыхает — подбирает слова.
