Но на этой работе всегда появляется что-то новенькое, способное тебя удивить, застать врасплох. Например, убийство, которого ты не ожидаешь, поскольку наивно полагаешь, что видел все. Именно это и произошло долгим жарким летом двадцать восьмого года.
В тот самый день, когда общество проявляло к Виннету живейший интерес, все резко изменилось, и едва ли не за одну ночь убийца совсем иного рода занял место в лихорадочном воображении метрополии. Только что Комиссия по расследованию убийств занималась делом Евы Ангерштейн, а через мгновение она и другие несчастные жертвы Виннету будто никогда не существовали. Некоторое время я пытался незаметно продолжать расследование, но это было бесполезно. Приказы поступали с самого верха.
Однажды Бернхарда Вайса вызвали на совещание в Министерство юстиции на Вильгельмштрассе, где ему недвусмысленно дали понять, что Комиссия должна оставить в стороне убийства Виннету и направить все силы на поимку человека, которого пресса окрестила «доктор Гнаденшусс»
[35]. Именно так он представился в письме, которое разослал во все городские газеты, где взял на себя ответственность за последние убийства, а еще высмеял берлинскую полицию, и в частности Крипо. А поскольку на встрече присутствовали министр юстиции Герман Шмидт, министр внутренних дел Альберт Гжесинский и ВиПоПре Карл Цергибель, Вайсу оставалось только прикусить язык и выполнить приказ. Словно кто-то подслушал мой разговор за ужином с Теей фон Харбоу. По слухам, с Вильгельмштрассе почти всем в правительстве было плевать на кучку мертвых «кузнечиков», когда на свободе разгуливал убийца гораздо более важный с политической точки зрения. Наше правительство и политики сочли совершенное доктором Гнаденшуссом позором для Республики, и теперь его поимка должна была стать главным приоритетом Комиссии по расследованию убийств. Между тем полковник Магнус Хеймансберг, который тоже присутствовал на том совещании, приказал своим патрульным из охраны порядка посоветовать берлинским проституткам держаться подальше от улиц или работать на свой страх и риск.
Так вышло, что о риске Магнус Хеймансберг знал гораздо больше, чем о проститутках. По крайней мере женского пола. По словам Генната, полковник жил с симпатичным майором полиции, Вальтером Энке, в квартире на Апостол-Паулус-штрассе в берлинском Шенеберге. Что, вероятно, объясняло и то, почему Хеймансберг не принадлежал к великим полицейским реформаторам Республики. Но среди простых патрульных он пользовался большой популярностью, поскольку начинал карьеру с подножия служебной лестницы, а еще был абсолютно аполитичен, то есть, как и я, являлся убежденным республиканцем. Хеймансберг не был ни коммунистом, ни нацистом, интересовался лишь благополучием людей, которыми командовал, и охотно терпел дураков, чего Вайс никогда не одобрял. Приязни между этими старшими офицерами не было, но они оба согласились, что важно избежать скандала государственного масштаба и отомстить за нанесенное берлинской полиции оскорбление, схватив доктора Гнаденшусса как можно скорее.
То, что другие народы называют coup de grâce, мы, немцы, зовем Gnadenschuss: выстрел в голову, избавляющий тяжелораненого от страданий. Только люди, которым была оказана эта сомнительная милость на улицах Берлина средь бела дня в двадцать восьмом году, свои ранения получили больше десяти лет назад. Новыми жертвами убийств стали инвалиды войны — калеки на тележках, годами выпрашивавшие мелочь перед станциями надземки. Мужчины, которые не могли убежать. Первые трое были убиты меньше чем за неделю: каждому выстрелили в голову в упор из 25-го калибра. Звук мелкокалиберного пистолета заглушил шум поездов со станции наверху. И в двух случаях прошло несколько часов, прежде чем кто-то заметил, что жертвы мертвы, — таково было положение инвалидов, к тому же убитых практически бесшумно.
Мы разбирали эти три преступления в кабинете Генната: Вайс, Хеллер, Геннат, Отто Треттин и я, а фрау Кюнстлер вела стенограмму. Треттин только что вернулся после продолжительного пребывания в частном санатории; мы наконец были в полном составе.
— Берни, изложи Отто факты, которые у нас есть, — сказал Вайс. — Бумаги он сможет прочесть позднее.
— Первой жертвой стал Вернер Шлихтер, — начал я. — Тридцати шести лет, несемейный, насколько нам известно. В прошлом сержант сто восьмидесятого пехотного полка. В шестнадцатом году в битве на Сомме получил пулю в позвоночник, после чего его парализовало ниже пояса. До войны жил в Берлине и работал садовником в Ботаническом саду в Далеме. В последнее время проживал в общежитии Армии спасения на Мюллерштрассе. Его тело было найдено возле станции «Веддинг», к югу от Неттельбекплац, шестого июня. Убит средь бела дня выстрелом в лоб с близкого расстояния из пистолета 25-го калибра. Гильза на месте преступления не найдена, значит, убийца чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы подобрать ее и унести с собой. Тело обнаружил учитель гимназии Лессинга на Панкштрассе герр Кестен. Он сам ветеран и раньше общался со Шлихтером, когда кидал несколько монет в его фуражку. Но в этот раз фуражка была на голове мертвеца и прикрывала пулевое отверстие, а не лежала на бедре, где удобнее собирать милостыню. Опять же, предполагается, что именно убийца надел ее на жертву. На кителе Шлихтера сохранились «Почетный крест» с мечами и нагрудный знак «За ранение» черного цвета, а в его карманах лежало несколько марок. Начальник Армии спасения в общежитии по фамилии Харфенстеллер — тоже ветеран. Он сказал, что Шлихтер держался замкнуто, особых друзей или врагов у него не было. До того как начать побираться на улице, работал в приюте «Оскар-Хелен» здесь, в Берлине, но, видимо, ему не понравились условия, и он ушел.
— И никто ничего не видел? — уточнил Треттин.
— Никто. — Я протянул ему фотографию, сделанную Гансом Гроссом.
По снимку было легко понять, почему убийство не замечали несколько часов: Шлихтер на своей тележке выглядел так, будто уснул. Входное отверстие казалось не более чем маленьким карбункулом посреди лба.
— Почему ему не понравилось в «Оскар-Хелен»? — спросил Треттин.
— Я вернусь к этому через минуту.
Отто Треттин был хорошим детективом, но, как и Курт Райхенбах, временами несколько жестким. Однажды на него напали два головореза из банды «Кровь апачей», и оба отправились в больницу, причем один лишился глаза. Треттин был не из тех, с кем стоит связываться. Кроме того, он получал от Генната по рукам за махинации с расходами. Поговаривали, что вместе с еще одним детективом Треттин работает над книгой о знаменитых берлинских убийствах. Возможно, дельце выгодное — разумеется, нам всем хотелось подзаработать. Даже Бернхард Вайс недавно опубликовал книгу «Полиция и политика». Скучноватая, она не очень понравилась широкой публике; ходили слухи, что одному или двум берлинским полицейским пришлось не по душе упоминание их имен в печати. Еще поговаривали, что Геннат тоже пишет книгу. Иногда казалось, я единственный детектив в Комиссии, который не планирует карьеру писателя.
— Тридцать шесть часов спустя, — продолжил я, — мы нашли вторую жертву: Оскара Хейде сорока лет. Его тело лежало под мостом станции «Фридрихштрассе». Два выстрела в голову с близкого расстояния. До войны он был предпринимателем из Силезии, затем вступил в Пятидесятую резервную дивизию в звании пехотного лейтенанта и был тяжело ранен в Третьей битве при Ипре в сентябре семнадцатого года, когда подорвался на британской мине. Это стоило ему обеих ног и левого глаза. За что он был награжден Железным крестом. После войны переехал к своему брату Густаву в Потсдам, но тот лишился всего во время инфляции и покончил с собой. Затем Хейде попал в «Оскар-Хелен», но и ему не нравились условия, так что вскоре он покинул приют и оказался на улице. И снова тело пролежало несколько часов, прежде чем кто-то заподозрил неладное.
