«Хорошего же ты обо мне мнения, росточек. Я вообще-то не лопатка! Во всяком случае, покорно молчать долго точно не буду».
— Откройся мне! Пусти внутрь своего мира! Во время ритуала мы должны сплестись не только телами, но и разумами!
Хм? Да ладно. Интересно, понимает ли она сама, о чем просит? Кстати, ритуал. Не выдержала, начала его. Как я и думал, настоящее таинство — это не завывания в такт падению отрезанных голов, не глупые пляски в крови и не секс в окружении смерти. Это магия. Сплетение нитей, немыслимо прекрасный узор силовых линий, танец волшебства. Даже обидно, как эта искореженная и сошедшая с ума женщина красиво и правильно выплетает нужные соцветия. Но зато… зато я тоже их вижу. И запоминаю.
Вот только в ответ на неслышные звуки магических струн вдруг откликнулось оно. Семя, чтоб его!
Асирианиэль его тоже почувствовала и торжествующе захохотала прямо в поцелуй. А потом сделала что-то… что-то такое, отчего у меня все мысли в голове взорвались багровыми реками ярости.
— Ты… — Горло сдавило от нахлынувших чувств.
— Новый мир всегда рождается на руинах старого. Разве ты не знал? — И снова безумный смех.
— Может быть. — Багряная ярость сменилась белым смертельным спокойствием севера. Я ничего не могу изменить… но могу помешать кому-то насладиться результатом. — Может быть. Только ты этого уже не увидишь!
И окончательно открылся. Полностью. Погребая эльфийку под тоннами и тоннами информации. К чести Асирианиэль скажу: она продержалась долго. Впрочем, с ее тысячелетним опытом и знаниями это было неудивительно. Только вот, как и у всех живых существ, у эльфов тоже имелся защитный механизм. Как и люди, эльфы забывали! Множество незначительных или слишком старых воспоминаний стирались из их памяти, оставляя лишь яркие и нужные моменты. Я же не забывал ничего. Моя память хранила любую мелочь — начиная от того, что я ел на завтрак три тысячи двадцать четыре года назад, и заканчивая полным и абсолютно дословным содержанием женского бульварного романа, написанного какой-то ночной бабочкой в этом сезоне. Я помнил даже самые ранние воспоминания из своего эльфийского детства. Каждый удар, каждую слезу, каждую мысль и надежду.
И весь этот бурный поток воспоминаний сейчас изливался на эльфийку, как вода из огромной прорванной плотины. Не просто на нее — в нее.
Прошло меньше минуты, но Асирианиэль уже захрипела. Ее лицо тоже начало синеть, но не от удушья. А мне оставалось только с холодной мстительностью наблюдать результат. И вливать, вливать в нее то, чего она так хотела. Я даже не обманул. Потому что семя вечного древа тоже было в потоке. Просто оно, если напрячься и вспомнить манеру изъясняться одной смешной девчонки, «стояло последним в очереди».
Отдавая свои воспоминания, я также получал и память Си. Только вот мне ее «вечность», обрывочная и разорванная, как старое, обветшалое полотно, была практически на один зуб. Однообразные будни, наполненные отчаянием, злобой и ненавистью, медленно перераставшей в маниакальное желание владеть. Память, состоящая из вспышек эмоций и практически болезненного, хм, сталкерства. Да, кажется, именно так это называется в мире Ольги.
— Спасибо… — этот хрип стал неожиданностью. Получившая большую часть моих воспоминаний женщина наконец взглянула на меня чистым осмысленным взглядом. — Я, оказывается, так устала, Ал… так устала… Мне жаль.
— Жаль?! — Этот внезапный проблеск разума в безумии отчего-то напугал меня сильнее, чем бешеный оскал сумасшедшей твари на ее лице.
— Смотри в меня, смотри… и знай, что мне правда жаль… Я не хотела… я хотела не так… я… прости, любовь моя. Я не умела… по-другому. Но я хотя бы… заберу своих детей с собой… буду любить их там, раз не смогла здесь… а ты… а твои… Прости…
Она закрыла глаза и погасла, словно кто-то задул свечу в темноте. А я дернулся и закричал на одной ноте.
Я понял, за что она просила прощения, о чем жалела.
«Цветочек! Больно!»
«Алмани… что…»
«Больно-больно-больно!»
«Нет, не надо!»
«Папочка!»
«Мама!»
Мир вокруг заполнился криками, скрежетом ментала и безнадежностью.
Безумная эльфийка не просто так тысячи лет пряталась в тенях моего мира. Мира, который я построил сам для своей рассады. Для своих детей.
Она пустила ядовитые корни гораздо раньше и глубже, чем я подозревал, обвила ветвями когда-то созданного ею рода мой род. Всех, каждого, кто мне дорог. И теперь мои дети умирали вместе с ее детьми. Олеандры гибли вместе с обвившимися вокруг них плющами.
Все. Все до одного.
Глава 51
Ольга
Когда Нарцисс закричал, меня словно огнем опалило. В этом пламени сгорели путы, которыми меня держала гадина, осталось только горьковатое послевкусие ее яда, да и оно все быстрее растворялось во мне, не причиняя вреда, даже, скорее, наоборот. Наверное, она сама не ожидала такого эффекта, но сумела как-то разблокировать мой дар. Или я сама с перепугу? Какая разница.
Но цветочек кричал так, что сомнений не оставалось — происходит что-то настолько ужасное, что даже представить страшно.
— Нарцисс! Нарцисс! — Я сорвалась с места, подхватила его, не давая упасть прямо на труп цикуты, встряхнула. — Что с тобой? Что с тобой?! Да скажи! Может, я смогу помочь!
Но тут же поняла, что ответ мне не нужен. Стоило его коснуться, и в меня ураганом ворвались крики боли, стоны, плач. И смерть. И понимание.
Дуры ты, дура… ненормальная, искореженная, пропитанная собственным ядом до самого нутра. Толку от твоих извинений? Тебе жаль? Плевать! Дело уже сделано!
Когда-то единственная выжившая эльфийка захотела приблизиться к своему Алмани если не напрямую, то сбоку, исподтишка, чуть ли не из-под земли. И она стала основательницей рода плющей. Ее первый ребенок сумел завоевать доверие олеандровых князей и самого цветочка, и многие тысячи лет Асирианиэль была рядом, просто невидимая. А потом она решила стать еще ближе, появилась в поместье под видом дочери дворецкого, на правах основательницы внушив мужику, что так оно и есть. И родила близнецов от Ледона.
Детей, в которых сплелись ее магия и магия цветочка. Через них сумасшедшая гадюка сумела влить свой яд во всех других олеандров.
И теперь они все умирали. Потому что эта с-с-су… Си, мать ее, так настроила свою магию, когда еще была двинутой на всю башку сталкершей. Из серии — если не мне, так не доставайся же ты никому.
И не сумела изменить настройки, когда у нее вдруг прояснились мозги и она поняла, что натворила.
Какая же тварь… сволочь последняя. Плевать мне, что больная! Это не оправдание!
— Тихо, цветочек. — Я обняла сжавшегося в клубок Нарцисса обеими руками и прижалась губами к бешено бьющейся жилке на шее. — Тихо, родной мой, никто не умрет. Никто не умрет, слышишь? Я не позволю ей…
