Бабуля никогда не объясняла, зачем шлет такие странные подарки. Хэтти не спрашивала, боясь показаться грубой, поэтому просто писала письмо с благодарностями, а всякую новую веточку прятала подальше в шкаф и благополучно забывала о ней. Что еще было делать?
Последний раз бабуля прислала тонкую ветку плакучей ивы. Пришла она всего пару недель назад, на тринадцатый день рождения. Бабуля не забыла о Хэтти, как обычно, а веточка отправилась к остальным в шкаф. Собирать пыль.
Ей вдруг стало грустно.
– Хэтти!
Она подняла взгляд.
– Вот ты снова серчаешь. У тебя лицо серчательное.
– Созерцательное, – поправила Хэтти.
– И ты всю помадку сейчас съешь.
И то верно, сообразила Хэтти. Она запустила пальцы в помадку со вкусом рома и изюма и держала в руке недоеденный кусок.
– Бери ты тоже, – предложила она. – Неплохо, главное – обкусывать вокруг изюма. И не обращать внимания на вкус рома.
Джонатан покачал головой.
– Хэтти, я тоже серчал. – Он вдруг показался ей намного меньше и младше, сплошь большие глаза и кудряшки. – Мне не нравится это место.
– Из-за сов?
– Нет, я вообще про все это место. Про деревню. Тут как-то… все по-другому. Страшновато.
Хэтти неуютно поерзала в кресле.
– Просто непривычно. – Она оглядела комнату, присматриваясь к пыльным совам, что затаились, подобно хищникам, в тени и следили за ней круглыми глазищами. Если честно, ей тут тоже не нравилось.
– Грабитель же не вернется, да?
– Ни за что, – соврала Хэтти. – Да и вообще, папа же запер дом.
Джонатан кивнул. Тем временем на экране телевизора комик дал оценить пирог жюри и те морщились, тыча в угощение вилками.
– Как думаешь, где она? – спросил наконец Джонатан. – Ее же не… Ее ведь не похитили, да? Может, ее просто… нет? Как… как…
Его глаза заблестели в свете экрана.
У Хэтти сдавило в груди. Вслух о маме братишка почти никогда не вспоминал. Раньше она думала, что это просто потому, что он еще маленький и ничего не помнит. Но когда стала старше, то начала в этом сомневаться. Его мучило то же чувство, что и ее саму. Не могло не мучить, ведь оно было таким сильным. Как огромная черная дыра в сердце семьи. Как туча, нависшая надо всем.
Хэтти пересела на кровать к Джонатану. Хотелось заключить его в объятия, но этим Хэтти признала бы кое-что. Признала бы, о чем они говорят на самом деле.
– Я не знаю, что случилось с бабулей, – вместо этого сказала Хэтти. – Но где бы она ни была, мы ее найдем. Обещаю тебе.
* * *
Позднее, когда свет выключили, когда Джонатан уже уснул, а папин храп доносился аж из соседней комнаты, Хэтти лежала на кровати, глядя в потолок.
Это было ее любимое время суток. Время, когда не надо быть хорошей, благоразумной старшей сестрой, какой она нужна была папе. Время, когда она могла вдоволь подумать о маме.
Но сегодня все ее мысли занимала бабуля.
Старушка Дидра Гавелл, живущая в небольшой деревушке, совершенно одна.
Старушка Дидра Гавелл в доме с потайной комнатой.
Хэтти нахмурилась. Тот странный деревянный шлем… что-то он ей напомнил. Когда бабуля гостила у них в Лондоне, однажды вечером, после того как свет погасили, она пробралась к детям рассказать сказку на ночь. Папа больше им на ночь ничего не рассказывал, а то, что придумывала Хэтти, Джонатану не нравилось.
И вот они слушали.
История, конечно же, оказалась странной. Это было нечто вроде сказки о девочке, что жила в домике на окраине леса, где обитали чудовища, сотканные из теней. И вот девочка набрала веток и палочек и сплела из них себе шлем, нагрудник, щит и меч. Доспехи из дерева. А когда среди бела дня из лесу вышло чудовище, девочка облачилась в броню и вышла сражаться. Чудовище с воем умчалось назад в чащу, где ему и было самое место.
История показалась Хэтти необычной и чуточку страшной. Такую рассказала бы им мама.
Хэтти неуютно поежилась под кусачим одеялом.
«Где же ты, бабуля? Куда ты пропала?»
Хэтти уже начинало казаться, что она совершенно не знает старушку Дидру Гавелл.
Глава 5
Белые деревья
В сумерках ее со всех сторон обступили деревья. Точно костлявые пальцы, они белели и светились во тьме, их голые ветки царапали желтое от болезненного света луны небо. А больше на холодной черной земле не росло ничего.
Дидра вспомнила воду. Как тонула, погружаясь глубже… и все.
Как она здесь очутилась?
Тут же, рядом, была тварь в облике девочки. Она вскинула коготь, и Дидра, посмотрев в указанную сторону, увидела среди деревьев тропинку. Извилистую дорожку, мощенную булыжниками, что глубоко утопали в растрескавшейся земле. Еще миг назад ее там не было.
Тварь подле Дидры издала тихий звук, облизнув щербатые зубы.
Все казалось таким странным, напоминало сон. Полагалось ли Дидре что-то чувствовать? Возможно, страх…
Но она совсем ничего не испытывала.
Она надела старое лоскутное пальто и ступила на первый из камней. Тот застонал под ее весом и хрустнул. Оказалось, это вовсе не камень. И не такой уж и белый. Желтоватый и к тому же хрупкий, как высохшая кость.
Именно, кость.
Черепа трещали, когда она, шаркая, наступала на них и углублялась все дальше в белый лес.
Они шли несколько минут, а может, и часов или дней. Время здесь не имело значения.
Деревья стояли тихо. Не было слышно пения птиц, но время от времени Дидра чувствовала чье-то присутствие: то что-нибудь прошуршит в тени, то сверкнет металлическая чешуя или проскочит среди деревьев сгусток тьмы – то ближе, то дальше, видимый только краешком глаза.
Даже деревья как будто слегка мерцали, когда Дидра отводила от них взгляд. Словно они были никакими не деревьями, а миражом. Чьей-то маскировкой.
Потом они расступились, словно занавес в театре, а дорога из черепов пошла вверх. С каждым шагом Дидра все выше поднималась над землей.
Из лесу она направилась прямо в желтое небо. Она поднималась над лесом, но откуда-то знала, что не упадет. Даже если захочет.
Наконец она остановилась перед замком, парящим в воздухе над чащобой. Большим, прекрасным и невозможным замком. Замком, которого она не видела – который ей не дозволялось видеть – до этого мгновения. Он был весь сложен из золота, до последней башенки и шпиля, которые тысячами смотрели и вверх, и вниз.
