– Ну, вот – я же говорил! Идет полицейский…
Подошедший откуда-то из глубины сада человек в униформе, не задавая никаких вопросов, приоткрыл одну створку ворот и, придерживая ее, поклонился посетителям.
– Опять разуваться?! Черт возьми, на улице зима, отец! У них что – нет поправок на времена года?!
– Не брюзжи подобно старику, сын! – Илья Берг скинул на пороге храма ботинки и ступил на деревянный помост, выкрашенный густым черным лаком. – Здесь нужно размышлять, а не предаваться праздному словоблудию!
Продолжая хмуриться, Берг-младший разулся и проследовал на отцом по черному лакированному помосту через внутреннюю часть храма, и вскоре они оказался в самом саду, который и не был похож на сад в общепринятом европейском значении этого слова. Ни одного деревца, ни травинки, ни традиционного пруда – только черный помост, ограничивающий одну сторону «философского сада», заключенного в периметр старой каменной невысокой стены. Куда ни бросишь взгляд – только очень чистый, словно причесанный большой гребенкой светло-желтый песок и поросшие мхом черно-серые спины разновеликих камней, словно в беспорядке разбросанных тут и там.
Илья Берг сел на края помоста, свесив с него ноги. Сын садиться не пожелал – топтался рядом, недовольно осматриваясь и словно желаю увидеть нечто особенное, не замеченное сразу. Но ничего необычного вокруг не было.
– Обрати внимание на песок, Андрей! Он всхолмлен подобно морю. Видишь на нем мелкие волнистые бороздки? Это след от специальных граблей с очень мелкими зубчиками. «Философскому саду» около шестисот лет, и каждый день, а то и чаще, если идет дождь или снег, его «причесывают», создают иллюзию морских волн, морского пространства.
Андрей что-то невнятно буркнул в ответ.
– В этом саду пятнадцать камней, – продолжал отец. – Пересчитай, если хочешь! Но где бы ты ни стоял в саду, ты увидишь только четырнадцать – один из камней обязательно «прячется» за другим.
Не сходя с места, Андрей Берг пересчитал глазами камни. Пожал плечами, перешел на другую сторону помоста, пересчитал снова. Нахмурился, снова переступил несколько шагов и даже поднялся на цыпочки, оглядываясь кругом. Постепенно выражение недовольства на его лице сменилось заинтересованностью. Он ходил по помосту, вглядываясь в камни, подпрыгивал и присаживался на корточки, и, наконец, сел рядом с отцом.
– Как это сделано? Действительно, чертовщина какая-то… Камней пятнадцать, но видеть все одновременно никак не возможно! В чем тут хитрость, отец?
– Не думай о хитрости, а просто размышляй над увиденным, Андрей! – посоветовал отец. – Древние строителя сада знали толк в пространственном видении – но не ставили целью поражать своим мастерством. Они просто хотели показать, что человеку неподвластно познание жизни во всем ее многообразии. Добро и зло, настоящее и будущее, прошлое и современность всегда хранят в себе частицу непознанного. Нечто такое, что всегда остается за горизонтом. Это и есть философия сада, Андрей. Любая проблема, которая стоит перед человеком сегодня, может разрешиться завтра – но новый день, новые знания и мироощущения неизбежно закроют для него частичку прошлого… Посиди рядом и просто помолчи, хорошо? Скоро сюда придет человек и прервет цепь твоих размышлений…
Помолчав, Берг-старший снова заговорил:
– Я не боюсь сегодняшней встречи, ибо не вижу в ней никакой угрозы. Но я немного схитрил, попросив тебя сопровождать меня. Если бы я просто позвал тебя в «философский сад», то ты бы наверняка отказался. Счел бы это причудой старика…
– Перестань, отец! Какой ты старик – всего-то сорок шесть лет! Ровесник века…
– Да, господин Берг! Вы совершенно правы: ваш отец родился на рубеже двух столетий, и это накладывает особый отпечаток на него и других людей, появившихся на свет в то время!
Отец и сын обернулись – еще один посетитель «философского сада» подошел к ним совершенно беззвучно, древние тисовые доски помоста даже не скрипнули, не дрогнули под его шагами.
Посетителем был японец, одетый совершенно по-европейски – длинное черное драповое пальто, такие же отглаженные черные брюки и бордовое кашне. Европейская стрижка с длинными прямыми бачками, черная аккуратная шляпа-котелок, небольшие черные усики на маловыразительном, как и у всякого азиата, желтоватом лице.
Японец поклонился, проведя ладонями вниз и вверх по полам пальто и легко опустился на помост.
– Благодарю вас, господин Берг, что вы откликнулись на мое приглашение и пришли сюда, – церемонно обратился он к отцу. – Я приношу извинения за то, что не назначил встречу где-нибудь поближе к вашему дому. А также за то, что своим приглашением дал вам повод для беспокойства…
Посетитель выразительно поглядел на Берга-младшего.
– О-о, это не совсем то, что вы подумали, господин Осаму! – тихо засмеялся Илья Берг. – Мой сын отнюдь не охраняет меня – я еще вполне способен постоять за себя! Я просто воспользовался случаем показать ему это замечательное место.
– Киото – древняя столица Японии, и здесь много замечательных мест, – согласился японец. – До реставрации Мэйдзи здесь была резиденция императора. Даже американцы отдали должное культурному наследию нашей страны и тому, что здесь расположено около двух тысяч буддийских и синтоистких храмов и кумирен: на Киото не упала ни одна бомба! Я думаю, что, вернувшись в Японию, вы неслучайно решили поселиться именно здесь, господин Берг. Это тихий город…
– И тем не менее вы нашли меня в этой тихой обители, господин Осаму, – грустно улыбнулся Илья Берг. – Нашли – хотя во время нашей последней встречи я ясно дал вам понять, что не желаю второй раз «входить в одну реку». Помните старую японскую пословицу? Сорванные цветы никогда не возвращаются на ветки, осколки зеркала ничего не отражают…
– Очень трудно спорить с человеком, который знает историю и фольклор моей страны больше, чем японец, – Осаму поклонился. – Тем не менее позволю не согласиться с вами: нельзя вычеркивать из своей жизни прошлое…
Он с любопытством перевел спокойный взгляд на Андрея:
– Позвольте осведомиться – а какой жизненный путь избрал ваш сын?
– Он историк, как и я, – чуть быстрее, чем следовало, ответил за сына Илья Берг. – И потом: почему вы считаете меня гэйдзином, иностранным «не-японцем»? Я родился в Японии, являюсь ее подданным. Подданным Японии был и мой отец Михаил, проживший здесь больше десяти лет и похороненный в этой стране.
– Безусловно, я все это знаю, – японец поежился. – Однако даже философские размышления этого сада не спасают от декабрьского холода, господин Берг! Почему бы нам не перейти в хороший ресторан и не выпить немножко подогретого саке? Нам предстоит длинный разговор…
Мужчины встали, бросив прощальный взгляд на каменно-песчаную пустошь, вышли наружу. У решетчатых ворот храма стоял черный закрытый «паккард» с работающим мотором.
– Однако вы неплохо ужились с новыми хозяевами нашей страны, господин Осаму! – усмехнулся Берг-старший. – Я смотрю, американцы разрешили вашему ведомству пользоваться автомобилем! А что еще позволили вам оккупационные власти?
