Кудеяр покачал головой.
– Шёпот молвы всё тот же? – спросил наместник.
– К сожалению, – сокрушённо ответил царь. – Люди истолковали гибель Златы как… – Веслав запнулся, – как милость Богов, освободившую столицу от дочери тёмных волхвов. Теперь, по их разумению, Полоз не вернётся точно.
– Спокойное и сытое время нам явно не на пользу, – нахмурился Кудеяр.
– Я хотел построить ещё корабли, – говорил Веслав, опустив взор, – но военный совет и совет веденеев не одобрили приказ, ссылаясь на излишнее расточительство казны.
– Казначей Остроглаз всё возмущается расходами на дружину? – спросил наместник.
– Ты даже не представляешь как. Ворон, конечно же, доволен, как и военные чины, – грустно усмехнулся Веслав. – Но веденеи и казначей не согласны, что дружину надо укреплять. – Царь немного помолчал и, переведя взгляд на расписной потолок, тихо проговорил: – Мне кажется, я один пытаюсь хоть что-то сделать. Крайне тяжело идти против неверия.
Кудеяр хмуро посмотрел на молодого царя: порой наместнику казалось, что в Веславе слишком много неуверенности. Если бы царь был более суров, ему бы не пришлось соглашаться с советом веденеев – правящие мужи приняли бы царскую волю. Кудеяр не любил вспоминать время Драгослава, но Наместник Полоза, в отличие от его племянника, умел повелевать людьми, и его приказы выполнялись беспрекословно даже без ворожбы. Если бы такое качество было и у Веслава… Кудеяр покачал головой, отгоняя мысли: о подобном он вслух никогда не говорил, ибо на престоле был благословлённый Богами человек, который проявил к нему, наместнику Драгослава, невероятное великодушие, не только сохранив жизнь, но и оставив на государственной службе.
– Тяжело, но, к сожалению, необходимо, – ответил наместник. – Судов за этот сезон мы, конечно, уже не построим, но армию укрепим.
– Да помогут нам Боги, – устало проговорил Веслав.
– Помогут, – кивнул Кудеяр. – В народе чтят Освободителей, а правящие мужи… Им придётся согласиться с вашей волей, – говорил Кудеяр, и Веслав обернулся на своего наместника. – Я вас во всём поддержу. Даю слово. – Кудеяр положил на сердце руку, поднялся и, поклонившись Веславу, покинул престольную.
Василиса сидела подле окна и сквозь слёзы смотрела на великолепный Солнцеград, купавшийся в лучах летнего полуденного солнца. Вести о Злате, которые принёс голубь волхвов Борея, и вести, что вчера поведал Кудеяр, вогнали царицу в глубокую тоску. Василисе всегда было жаль Злату, несмотря на то, что царица знала, как к ней относится царевна. Василиса не серчала на Злату – она полагала, что Боги были несправедливы к девушке. Мать Свагора могла бы помочь Злате пережить горе, Сварог мог бы не позволить Полозу забрать её. Неужели Полоз и из Златы сделает прислужницу? От этой мысли наворачивались на глаза слёзы.
Василиса отвернулась от окна и с грустью оглядела пышное убранство своей горницы: расписные стены, печь с изразцами, резной стол, на котором стояла ваза с ягодами и кувшин с водой. Солнечный свет струился сквозь мозаичные окна. Скоро уже шесть лет, как Василиса стала царицей. Но только первые два года она была по-настоящему счастлива. С тех пор, как Мор обратил на неё взор своих безглазых очей, царица стала увядать. Видения мучали, не давали жить. Василиса сжала в ладони берёзовый оберег, с которым никогда не расставалась. Царица знала, кто спас ей жизнь, и если вначале она радовалась своему спасению, то теперь оно страшило её. Царицу страшила плата, которую, как она чувствовала, Мор потребует не только от неё, но и от её близких. Владыка Нижнего Мира должен был забрать её душу: тогда, на поле боя, Василиса исполнила свое предназначение, открыв Веславу силу Света. Сама она, как и Агния, должна была погибнуть, вернув долг Мору и сохранив равновесие Света и Тьмы. Василиса была уверена, что тогда Мор не стал бы помогать Полозу, спасая его слугу, Веслав справился бы со своей утратой, а Злата осталась бы жива – царевну не забрал бы Полоз. Но теперь… теперь вся надежда на то, что у её Духа хватит сил противостоять зову Неяви.
По настоянию Веслава Василиса вновь обращалась за советом к Великому Волхву Далемиру, но и в Свагоборе ей не помогли: ни Слово Великого Волхва, ни его благословление. Даже совет старца Далемира – поместить у изголовья постели огнивицу со Сварожичем – не развеял кошмары и тоску. Не помогали и пышные обеды, которые, не скупясь, проводил ради неё Веслав; ни артисты, что каждый день плясали при дворе; ни прогулки, на которые водил её царь. Почти каждую ночь Василиса видела Колодец, почти каждую ночь она боролась с желанием прыгнуть во тьму. Ведь знала Василиса, что если она прыгнет в Колодец, всё случившееся потеряет смысл.
Царица смахнула слёзы и, убрав под одежды оберег, покинула свои хоромы. Она всё же согласилась пойти на прогулку с Ярой и Фросьей, которые ещё с утра звали её развеять печаль (Мухома с семьёй решили дольше погостить в Солнцеграде). И Яра, и Фросья жалели Злату, но княгини не были искренними в своем сочувствии. Даже служка, который принёс весть о кончине царевны, сообщал о смерти дочери Драгослава с неестественной печалью. Василиса понимала своих подданных, и это понимание только больше печалило её.
Царица спустилась в приёмные хоромы Царского Терема, где её уже ждали Яра и Фросья с детьми: красивые, в дорогих, с каменьями, платьях. Осанки обеих сделались под стать новому положению – и Яра, и Фросья держались гордо и чинно, истинные знатные дамы. Василиса невольно вспомнила их другими: в простых рубахах и сарафанах, улыбающихся деревенских дев. Когда-то и на ней самой был сарафан изо льна, а не расшитое царское платье, когда-то и она искренне смеялась – в ушедшие беззаботные счастливые года. Царица постаралась отогнать безрадостные мысли и улыбнулась Яре и Фросье.
Женщины отправились в Святобор, что располагался за Великим Свагобором, недалеко от Теремного Дворца. Стояла середина липеня
[16], и дневная жара таяла в благодатной тени святой рощи и на свежем прохладном ветру. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь сочные кроны деревьев и зайчиками играли на белом щебне насыпных дорожек. Над цветущими кустарниками летали яркие насекомые. Ясна и Любозар, которые уже успели подружиться, убегали вперёд взрослых и, играя, звонко смеялись. Василиса с грустью смотрела на детей, которых, как ей казалось, у неё уже не будет. Царица слушала подруг вполуха, стыдясь того, что завидует им.
– Василиса, тебе не смешно? – остановила её Фросья. Княгиня смотрела на царицу, улыбаясь. Улыбалась и Яра, и Василиса поняла, что она не услышала какую-то их шутку. – Ох, да ты не слушаешь нас! – расстроилась Фросья и сокрушённо покачала головой. – Твоя хандра тебя погубит.
– Я немного задумалась, – кротко улыбнулась Василиса. Ясна, визжа, пробежала мимо, прячась от Любозара, который теперь её дразнил. Девочка спряталась за мать и со смехом закрывалась от мальчика Фросиной юбкой. Яра пыталась утихомирить сына, но Любозар не собирался отступать и пытался достать Ясну, вырываясь из рук матери. Царица невольно улыбнулась.
