Ватан подошёл к Агнеше ещё ближе и потрепал его по колену.
– Ничего, ученик Леса, Айул никогда не отличался ни умом, ни характером, – проговорил полевик. – Для меня всегда было загадкой, что Учитель нашёл в нём.
– Спасибо, Ватан, – улыбнулся лешему человек, но на душе у Агнешки не стало легче. Юноша понимал, что, несмотря на то, что остальные йари его приняли, он никогда не станет «своим». Никогда.
– Думай, пожалуйста, тише. – Ватан пихнул Агнешу в колено. – Некрасивые у тебя мысли! И тоже, между прочим, глупые.
– А подслушивать некрасиво! – усмехнулся Агнеша.
– Подслушивать?! – развела руками Иванка. – Ты думаешь так громко, что это просто невозможно не услышать!
Йари засмеялись.
– Кажется, ты три дня не ел. – Явих нерешительно подошёл к Агнешке и, взъерошив волосы, проговорил: – Пойдём-ка в трапезную, ученик Леса. – Гаркун широко улыбнулся, обнажив белые клыки, и, положив на сердце лапу, с поклоном сказал: – Ты хороший сварогин, брат по науке.
– Брат, – согласно положила на сердце руку Иванка.
– Брат, – кивнул Ватан.
Агнешка тепло улыбнулся и, тоже положив руку на сердце, поклонился йарям:
– Братья и сестра, спасибо вам. Да ответит нам всем Лес.
– Обязательно ответит, – подмигнула Иванка. – Ну что, ученики Леса, – лешая обвела друзей взглядом, – идём в трапезную?
– Конечно, идём! – воодушевился Ватан. – Если бы я три дня не ел, я бы уже сидел за уставленным яствами столом!
– А сколько у тебя ушло времени на первый урок? – спросил Агнешка полевика, когда они пошли в Йолк.
– Около двух дней. Когда пришёл в себя на поляне, первое, о чём я спросил Учителя, была еда. И не надо на меня так смотреть! Хоть я и маленький, но аппетит у меня – о-го-го!
– Это точно! – рассмеялся Явих. – Даже я порой столько не съедаю!
Трапезная была общей для учеников Великого Ведая и йарей князя Дрефа. Она располагалась в третьем тереме двора – ученическом тереме, по соседству с Залом Йарей. Просторный зал со столами и скамьями, одна из стен которого примыкала к кухне – в той стене было вырублено окно, на подоконнике которого ждала юных леших в подносах еда. По обеим сторонам окна, ведущего в кухню, горели жёлто-зелёные факелы. На потолочных балках на цепях висели огненные лампы, а во внешней стене располагались высокие грубые окна с поросшими мхом подоконниками.
Когда Иванка, Явих, Ватан и Агнешка пришли в трапезную (йари оставили посохи у входа), Айул уже обедал. Елмаган даже не посмотрел на вошедших учеников князя, продолжая есть, нарочито отвернувшись.
– Айул, видимо, не в духе, – хохотнул Явих, почесав за ухом. – Хотя нашего брата кто-нибудь хоть раз видел в духе?
– Только рядом, – рассмеялся Ватан.
– Давайте тоже не будем обращать внимания на Айула, – предложила Иванка. – Что-то он слишком много о себе думает, раз так дерзко поступает. Сомневается в решении самого Дрефа!
– Интересно, у него хватит смелости сказать об этом князю? – спросил полевик, идя к кухонному окну. В окне стояли дымящаяся каша из берёзовых почек (как оказалось, излюбленная еда лесного народа) и берёзовый сок. Агнешка заметил, как Айул хмуро взглянул на Ватана и тут же вновь устремил взгляд в тарелку.
– Готова спорить на свой тояг, что смелости не хватит! – нарочито громко ответила Иванка, и Явих рассмеялся:
– Да он на общих уроках рот открыть боится, а ты говоришь, чтобы он Дрефу свои мысли дерзкие озвучил!
Айул сердито засопел, но со своего места так и не встал. Ватан проворно запрыгнул на окно, взял тарелку и, спустившись обратно на пол, оглядел свободный зал трапезной: большинство учеников уже отобедали и трудились над домашней работой в своих кельях и Общем Зале, что располагался напротив Зала Йарей, в который допускались только ученики Дрефа.
– Где расположимся? – спросил полевик.
– Не знаю, – пожал плечами Явих, беря тарелку. За гаркуном взяли еду и Иванка с Агнешкой. – Может, у окна?
– Почему бы и нет. – Иванка направилась к стоявшему подле окна столу.
Агнешке было неловко перед Айулом за поведение йарей, и он изо всех сил старался думать тише.
– Ученик Леса, не нужно жалеть Айула, – сказала ему Иванка, когда все йари сели за стол.
«Видимо, – думал сварогин, – чем тише я пытаюсь думать, тем громче оно получается».
– Думы закрывать очень сложно, особенно худые – они обычно самые громкие, – согласился Ватан, и Агнешка невольно вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к тому, что лешие умеют читать мысли. Ватан, сидевший на скамейке для полевиков, что устанавливалась поверх обычной, покачал головой. – Проще не думать. Вот тогда точно никто ничего не услышит!
– Да, я уже знаю, что для того, чтобы никто не услышал думы, нужно всего лишь перестать думать. – Агнешка положил кашу в рот. Человек, хоть и был не в восторге от горьковатой еды лесного народа, счёл, что есть её, за неимением лучшего, вполне можно. Особенно после трехдневной голодовки.
Ученики Дрефа согласно закивали.
«Интересно, с какой моей мыслью они согласились?» – подумал сварогин.
– Со всеми! – хохотнув, уверенно ответил Явих и почесал за ухом. – Раз ты знаешь, что надо просто перестать думать, то почему всё ещё думаешь? – искренне поинтересовался леший. Гаркун своими чёрными глазами внимательно смотрел на человека.
– Я не знаю как, – пожал плечами Агнеша. – Не знаю, как остановить всё то, что крутится в голове.
– Если бы у меня так оно «крутилось», я бы сошла с ума, – призналась Иванка. – Ты всё время думаешь об отце, от которого ушёл, о старшем брате Иване и матери, переживаешь из-за того, что мы не примем тебя, когда мы уже приняли тебя, постоянно думаешь о какой-то Василисе, которая, как ты мыслишь, разбила тебе сердце… – Агнешка выронил ложку, и Иванка испуганно прикрыла лапой рот. – Ой, прости, прости, – прошептала лешая.
– Ничего, – хмуро ответил сварогин, отвернувшись в окно. – Судя по всему, мои мысли здесь ни для кого не секрет.
За окном открывался красивый вид на Йолк. Яркое дневное солнце золотыми водопадами лилось сквозь хвою могучих деревьев, у стволов которых располагались терема, струилось сквозь паутину подвесных дорог и мостов, отражалось от окон и глянцевых бусин музык ветра, которые так любил лесной народ.
– Тогда учись молчать в своей голове, – строго сказал человеку Ватан. Агнешка обернулся на полевика: он напомнил ему Дрефа.
– Ты знаешь какое-нибудь упражнение для этого?
– Мы умеем не думать так же, как умеем не говорить, – ответил Ватан, жуя. – Я не представляю, как может быть иначе. Захотел – подумал, захотел – промолчал. Всё просто.
