Праздник искрился упоительным восторгом: Агнеша вместе с йарями участвовал в показательных боях на копьях (которые в другое время не поощрялись Дрефом), пил берёзовый сок, смеялся и танцевал. Сварогин так и не выучил танец леших, но это было и не нужно: глухие барабаны вели ноги в пляс, а сердце подсказывало, как надобно ступать.
С йарями не плясал Айул – как только Иванка повела сварогина в хоровод, елмаган покинул учеников князя и присоединился к столу своей семьи. Но увлечённый праздником Агнешка того не заметил.
А глубокой ночью, когда золотые костры разгорелись особенно ярко, на один из самых высоких подвесных мостов, что располагался в сердце города – над площадью подле Живы, вышел великий князь Дреф. На Дрефе вновь была человеческая одежда – когда Агнеша набрался смелости и спросил Дрефа, зачем он носит одеяние сварогинов, Дреф ответил, что надевает одежду людей, когда надобно выйти к лесному народу, дабы лешие не забывали о том, что мир детей Сварога всё ещё существует.
Лешие, завидев князя, притихли и обратили всё внимание на Дрефа: лесной народ ждал чудес ворожбы древнейшего. Дреф раскрыл руки, закрыл глаза и зашептал.
Агнешка, как и лешие, заворожённо смотрел на волхвование лесного князя.
Музыка стихла, уступая ночь мягкому шёпоту великого полевика. Дреф шептал, сначала тихо, едва слышно, и огонь костров послушно опал; шёпот князя набирал силу, и теперь каждый леший слышал его Слово. Агнешке почудилось, будто Учитель спустился к нему, и сварогин обернулся, но позади него стоял Лый.
– Его тут нет, – мягко прорычал гаркун, прочитав думы Агнеши. – Смотри, а то всё пропустишь, – улыбнулся он.
Сын Леса послушно обратил взор на Дрефа.
Князь шептал, и его шёпоту отвечали дерева: глубокая, как лесное озеро, тихая, как сердце тайги, и прекрасная, как высокое небо, песнь заполнила собой Йолк. Песнь опустилась на хвойный опад, и опавшие иголки вняли ворожбе: улицы Йолка вспыхнули зелёным огнём. Агнешка от неожиданности вскрикнул, но Лый положил на плечо человеку лапу, и сварогин благодарно кивнул другу. Зелёные огни плясали на земле и на мостах, горели крыши и стволы, полыхал весь Йолк, но пламя не причиняло вреда. Заворожённый красотой увиденного Агнешка наклонился и осторожно взял в руку зелёный огонёк: ладонь ощутила только мягкое тепло.
И тут зелёное пламя взметнулось до небес: побежало по стволам могучих высовитов, заструилось по ветвям и теремам, озарило кроны деревьев и разлилось в вышине ослепительным морем зелёных звёзд. Звёзды вспыхнули ярко и, следуя велению шёпота Дрефа, опустились на Йолк грандиозным звездопадом, пав на землю листьями и цветами.
– Невероятно, – шептал Агнешка, ловя мерцающие листья.
– Ты бы видел, какую ворожбу Дреф явил на Долгую Ночь, на начало нового года! – прошептал Явих. Агнешка посмотрел на гаркуна и невольно рассмеялся: в торчащих в разные стороны волосах лешего застряли наворожённые листья и цветы. Явих, поняв, что рассмешило сварогина, взял с плеча Агнешки цветок и, убрав его за острое ухо, фальцетом проговорил: – Если бы у меня так крутились мысли, я бы сошла с ума.
Гаркун так умело передразнил Иванку, что Лый, Ватан и Агнеша рассмеялись.
– Иди к Индрику! – рассердилась лешая.
– Подобные вопросы лучше Дрефу задавай, – не унимался Явих, и Иванка, не выдержав, вытащила у Явиха из-за уха цветок, чем ещё больше рассмешила друзей.
Когда пал последний листок, ярко вспыхнули костры, и волна восторженных рукоплесканий прокатилась среди леших.
– Да пребудет с нами Лес! – торжественно провозгласил Дреф, стукнул тоягом оземь, и сияющие зелёным листья и цветы взметнулись ввысь. Агнешка видел, как цветы взлетели с головы смеющегося Явиха, с косы насупившейся Иванки, с бороды Лыя и ушей маленького Ватана, с одежд леших, с земли, с деревьев и с подвесных дорог и устремились к Дрефу.
Ворожба окружила князя: листья кружили вокруг полевика всё быстрее и быстрее, пока не скрыли лешего от глаз, обратившись зелёным светом. Свет разгорался и разгорался, пока не вспыхнул неистовым огнём под поражённый рык лесного народа.
Огонь взметнулся до крон деревьев и, обратившись в сияющих птиц, опустился и, пролетев над ахнувшими лешими, померк.
Йолк разразился громоподобными рукоплесканиями и радостным рыком лесного народа.
Когда Агнешка вновь обратил взор на ту подвесную дорогу, на которой стоял Дреф, князя уже не было.
– Всё никак не привыкнешь, – Ватан потрепал Агнешку по колену, и сварогин кивнул. – Но ничего, – заверил полевик, – всему своё время.
Заканчивалась последняя неделя квинтеня. Погода стояла тёплая, но порой холодный ветер качал высокие хвои. Агнешка пришёл на Большую Поляну задолго до восхода солнца, когда высокое небо ещё украшали серебряные звёзды. Сел подле столба, с которого Дрозд достал бубенцы, и закрыл глаза. Холодный воздух пленил свежестью аромата хвойного леса. Мох, сквозь который кое-где проросла сочная трава, был мокрым от росы, но тёплая рубаха и плащ из мха-веретенника грели лучше любого тулупа.
Агнешка прислушался к лесному шёпоту и глухому перезвону бубенцов частокола: так всегда сварогин начинал занятия по слушанию Леса. Ветерок несильно качал музыки ветра, а потому на Поляне было тихо. И так же тихо, вкрадчиво шептал Лес, и внук Стрибога тихо гулял меж вековых елей.
Где-то тихо, будто боясь потревожить тишину, пропела первая птица. Тишина сонно пропела в ответ – едва слышно, но нежно и мелодично. Тишине мягко ответил лес: в его шёпоте слышались перезвон лесных ручьев, шелест листвы, свежесть ветра, благоухание полей, жара лета и холод зимы… Шёпот был наполнен миром, а мир – шёпотом. Шёпот пел, пел лёгкому ветру и занимающейся заре. Пела вся пробуждающаяся природа, и от этого голоса щемило сердце, а душу сковывала светлая тоска… Агнешка встрепенулся: он услышал Лес! Но эта непрошеная мысль затмила собой Песнь, и мир умолк. Вновь шелестел только ветер.
Агнешка обратился к Лесу сам – спросил, как научиться тишине. Агнешка часто спрашивал об этом Лес, как и советовал Ватан, но бор не являл ответа. Видимо, для того, чтобы обратиться к Лесу, надобно сначала внять ему…
Сварогин открыл глаза: Большая Поляна была пустынна, звёзды погасли, и на небе разгоралась заря. Человек устало покачал головой и, вновь закрыв глаза, постарался сосредоточиться на Песне. Но досада на себя самого, досада за собственные мысли, не давала различить даже обычный шум ветра.
– Так дело не пойдет, – услышал Агнешка знакомый голос и открыл глаза: рядом с ним на поляне стоял Дреф. Князь, сочувствующе улыбаясь, качал головой, его жёлтые глаза смотрели пронзительно, но мягко. – Ты сам себе мешаешь. Не спрашивай Лес о том, что ведомо только тебе. Как только услышишь Песнь – зови Дрозда. Он будет твоим проводником в Царствие Индрика и обратно в Свет.
