Открылась дверь, Василиса зашептала, но тут же оборвала ворожбу: вошла её прислужница, Катруся.
– Вы звали, Ваше Величество? – поклонившись, спросила девочка.
– Нет, – растерянно ответила Василиса, опустив руки. Она чуть не заволхвовала Катрусю! Царица нахмурилась: неужели она сходит с ума?
– Я услышала в ваших покоях голоса, и мне показалось, что вы зовёте, – ответила девочка.
– Голоса?! – гневно переспросила Василиса. – Как ты могла слышать в моих покоях голоса, когда здесь, кроме меня, никого не было?! – покачала головой царица. Неужели происходящее – не морок, а явь?
– Н-не знаю, – растерялась Катруся. – Может, мне показалось, Ваше Величество. – Девочка поклонилась.
– Когда кажется, обращаются к Сварогу – к Свету! Нельзя пускать Тьму в свою душу! – строго сказала царица, но, увидев испуганные глаза Катруси, спохватилась. – Я пойду, Святобор, – проговорила. – Если царь будет спрашивать меня, скажи – я у Богов.
– Хорошо, – поклонилась растерянная Катруся, и Василиса, набросив на плечи шерстяную шаль, покинула хоромы.
Холодный ветер качал ветви могучего дуба, что рос на острове Святобора. Солнце то скрывалось за облаками, то вновь заливало мир благодатным светом. Василиса не спешила покидать лодку и ступать на остров: она внимательно смотрела на скамью под дубом, над которой, как ей казалось, парила тёмная тень. «Что же я делаю, что? Зачем пришла сюда?»
«Ты пришла ко мне потому, что я тебя понимаю, – прошелестела тень, и Василиса вздрогнула. – Ну же, тебе нечего бояться, волхва! – шептала навь. – Ты же, помнится, по лесам одна бродить собиралась?»
Василиса аккуратно положила вёсла и сошла на берег. Остановилась подле дуба и замерла: сквозь мечущуюся от качающихся ветвей тень она видела её. «Что же я делаю? Зачем?» – царица спрашивала себя, но ответа не находила.
– Ты пришла ко мне, потому что только я тебя понимаю, – ответила полудница, и тень сгустилась. Теперь царица отчётливо видела призрачную деву, сидевшую под дубом на скамье.
– Нет, – покачала головой Василиса, – я шла к Богам, – вспомнила она, и навь сипло рассмеялась. – Тебя не существует – ты полуденный морок! – Василиса дотронулась до берёзового оберега на воротнике, и навь рассмеялась ещё пуще.
– Тогда с кем ты говоришь? – поинтересовалась полудница, и Василиса невольно шагнула ближе, стараясь лучше рассмотреть вновь ставшую неясной тень. Но ветер усилился – внук Стрибога будто нарочно не давал царице приблизиться к нави, тёмным пятном парившей над скамьёй.
– Хочешь увидеть её? – спросила навь, и Василиса почувствовала, как заболело сердце. Матушка, милая матушка! Как же хочется увидеть тебя, как же хочется… Какая же вина неподъёмная на сердце!
– Содеянного не воротишь, – безжалостно шелестела навь. – Но я могу отвести тебя к ней. – Полудница подвинулась ближе. – Пойдёшь со мной?
Царица хмуро смотрела на морок: как же ей хотелось согласиться! Уйти в лес к родной берегине и обрести наконец покой. Тогда Веслав найдет себе новую царицу, и не потрясут Сваргорею междоусобные войны. Только бы с отцом проститься… С мужем прощаться было страшно: Василиса боялась, что не сможет покинуть царя, коли увидит его. Нельзя видеть Веслава!
– Верно, – шелестела навь. – Теперь верны твои думы. – Как ни старался ветер заглушить голос полудницы, Василиса слышала морок.
– Думы, может, и верны, но ты не от матушки явилась. – Василиса ступила назад. – Не могла матушка отправить мне в помощницы навь, не могла! Берегиня передала весть через Мухому Зайца!
– Даже если я не от неё, – уже тише сипела тень, – я могу отвести тебя к ней. Помни об этом, Василиса Премудрая.
Василиса плотнее запахнула шаль – ветер сделался совсем студёным, и полуденный морок растаял. Царица оглянулась: теперь ветер кружил вокруг неё. Внук Стрибога был будто живым, и царице чудилось, что он обращается к ней. Но прислушаться к его Песне Василиса не могла – дух сковала тёмная тоска.
Василиса вернулась в лодку, но вёсел не взяла.
– Помоги, пожалуйста, мне, ветер, – тихо проговорила царица, оглядевшись, – довези до берега меня.
Ветер стих, и лодочка, качаясь, сама поплыла к берегу.
Кудеяр медленно шёл по мосту, ведущему к восточному острову – Рамиле. За наместником на почтительном расстоянии следовали витязи. Вечернее солнце золотило белокаменный мост, и массивные столбы ограды отбрасывали фиолетовые тени. Холодный ветер развевал алый плащ Кудеяра. Шедшие навстречу люди кланялись наместнику, но он не обращал на них внимания. Не обратил внимания он и на грузных мохнатых с загнутыми бивнями гружённых брёвнами ингр, которых вели погонщики. Кудеяр отправился пройтись и развеять тяжёлые думы, но это получалось у него весьма плохо.
Кудеяр знал, что Веслав разослал бересты по княжествам еще в квинтене, дабы правители дальних земель и островов успели прибыть на ежегодный Великий Собор, который проводился пятого числа месяца рунь. И в Солнцеград уже съезжались князья Палаты. На Малом Соборе решили не проводить Великий Собор раньше, как хотели того наместник и царь, – многие веденеи и волхвы не сочли подобное необходимым, и Короне пришлось согласиться с мнением большинства. Наместник тяжело вздохнул: как быстро люди забывают беду, как быстро привыкают к мирной жизни! Если бы и Веслав был чуточку… смелее… Кудеяр разочарованно покачал головой и дотронулся до оберега Велеса, что всегда носил на воротнике.
Но среди тяжёлых дум была одна радостная: Любава ответила на его бересту – она просила не беспокоиться напрасно. Обещала прибыть с отцом на Великий Собор, дабы вместе возвратиться на Велейные острова и сыграть свадьбу. Всё вроде бы было хорошо, но на душе у Кудеяра было неспокойно. Таинственная гибель Златы, явление слуги Полоза на Западе… Как наместник ни старался, он не мог отогнать подобные думы. Усугубляла беспокойство Кудеяра и тревога самого царя, который готовил армию. Кудеяр в отличие от многих, забывших в праздности Десятину Полоза, понимал Веслава – не известно, что задумал Полоз (а Его время наместник помнил хорошо). Но остальные… Даже военный советник Здебор, который сам пережил крушение Солнцеграда, тайно жаловался Кудеяру на Веслава – юный монарх, дескать, только зря казну опустошает, зря новобранцев набирает – в мирное время живём! Драгослав – мёртв, и Полоз не вернётся! Правда, великий военачальник Ворон рад был такой щедрости царя, как и вся дружина. Веслав, хоть и посещал казармы с проверками, не ведал о том, что тренировки проводились спустя рукава, а выделенные средства чаще оставались в казнах высших чинов или пускались на пирушки. Рекрутов, конечно, набирали, но не в должном количестве, а только для того, чтобы держать ответ перед Веславом. Кудеяр не раз говорил с Вороном об этом, но великий военачальник клялся Перуном, что всё в дружине ладно. Клялся Ворон в том и Яромиру, который наведывался в казармы с проверкой: перед военным веденеем витязи строились чинно, проводили тренировки и славили царя. Не помогали даже угрозы Кудеяра – люди продолжали поступать вольно. Вот и казначей Остроглаз был не в восторге от действий Короны: советовал Кудеяру поговорить с Веславом, чтобы тот поаккуратнее был. А то без даров моря казна уже не та. Последнее замечание пришлось Кудеяру не по душе, но он ничего Остроглазу не ответил: время покажет, что на уме у казначея, или же просто для красного словца болтает. Пока Невзора, казначея Драгослава, не отправили в Свагобор, Остроглаз помогал ему вести дела и ведал о том, в каком положении находилась казна в то время. Врагов нужно держать как можно ближе – наместник хорошо запомнил урок, преподнесённый ему Драгославом.
