– Мор? – тихо переспросила Мирослава.
– А кто же ещё? – Взгляд Никодима потемнел. – Ты его Колодец видишь и его страну. Мало кто из волхвов обладает Силой, позволяющей видеть врата Неяви. Даже, скажу тебе, в наш век таких ворожеев не осталось. – Никодим остановился и внимательно посмотрел на Мирославу. Солнце, пробиваясь сквозь листву, играло на седых волосах старца. И почудилось Мирославе, что Никодим похож на капий – такой же древний, сухой и спокойный. – Поэтому, когда тебе вновь явится Мёртвый Град, постарайся, следуя за Светом, увидеть всё и узнать, что Боги желают поведать тебе.
– Хорошо, – нахмурилась Мирослава и убрала за ухо выбившуюся из-под венчика прядь волнистых золотых волос.
– Ты должна собрать всю Силу, – говорил Никодим, – ибо Боги наградили тебя великим Даром. Хоть ты и чуешь Тьму, ты должна внимать только Свету.
Мирослава кивнула, но на душе у Никодима легче не стало. Мирослава тревожила старца своим спокойствием, в котором не было истинного страха. А холодных ветров страшиться бы надобно… ибо они вестники того, о чём даже ему, Никодиму, мыслить боязно. Дух волхва подсказывал старцу – грядёт нечто такое, что спутает пряжу Макоши так, что Свет погрузится во мрак.
Когда Никодим впервые ощутил ветер – пару лет назад, он подумал, что выдалось студёное лето: порой даже Сила Звёзд меркнет под гнётом дум. Но чуял Никодим, тот холод был иным. Когда же холод стал серчать, завладевать сердцами и думами людей, волхв уверился в том, что пришедший в Свет студёный ветер не был гневом своенравного Стрибога. Более в том убедило старца то, что не только простые сварогины не замечали холода, а даже волхвы… Только нынче служители Богов стали подмечать неладное, да и то – с неохотой.
Но Мирослава… Ей холод будто бы пришёлся по нраву.
– Я буду стараться увидеть всё, – заверила Никодима послушница. – И я не отвернусь от Света.
Для того чтобы быть рядом с Мирославой, когда ей вновь откроется Мёртвая Страна, старец Никодим отложил своё возвращение в Еловую. Волхв чувствовал студёный ветер, что вместе с Песнью овевал дух юной ворожеи, но дабы не волновать Мирославу ещё больше, не говорил об этом ей.
Мать Вера, как и Никодим, крайне обеспокоилась видениями Мирославы – великая волхва Сестринского Свагобора Половца тоже чувствовала холод, особенно – «холод духа», так она говорила. И слабых духом людей этот холод может поразить подобно тёмной ворожбе. Волхвы обращались к Свету вместе с Мирославой, ходили вместе с ней в капище, к Богам, но Боги не являли юной послушнице видений Мёртвой Страны.
Великая Волхва Половца созвала Собор, на котором вместе с Мирославой поведала сёстрам о предупреждении Богов (так Волхва-Мать объяснила видения юной послушницы). Тем же вечером в открытом капище Святобора провела Вера совместное чествование Богов.
Но Мирославе не открывалась Песнь, и видений не было – Боги молчали. Мать Вера говорила Мирославе, чтобы она не печалилась: то, что она уже увидела, – великий дар. Дабы успеть к пятому числу месяца рунь – дню, когда царь проводит в Солнцеграде Великий Собор, – Мать Вера отправила в столицу голубя с зачарованной берестой, в которой рассказывала о видениях Мирославы.
Мирославу же речи Матери Веры не успокоили – послушницу печалило то, что Песнь более не являлась ей. Мирослава мечтала стать волхвой, и то, что Боги исполнили её стремление таким невероятным образом – отправили из глухой деревни в настоящий Свагобор и окружили пониманием – воодушевило девушку. Ещё больше Мирославу воодушевляла собственная одарённость в волхвовании – её видения оказались ниспосланы Богами! К ней прислушивалась сама Великая Волхва Свагобора Половодского княжества! А на занятиях по волхвованию Мирослава была лучшей, несмотря на то, что училась ворожбе совсем недолго. Мирославой впервые восхищались. И если слава о Мирославе дойдёт до Еловой, родители будут ею гордиться, а люди перестанут считать её странной.
И потому Мирославу очень удручало то, что Боги больше не обращались к ней – неужели её сила меркнет? Мирослава даже страшилась того, что более не увидит Мёртвый Град. Но не только исчезновение видений омрачало юную волхву. Мирослава боялась даже думать о явлении умертвия на троне скованной льдом Сваргореи. Мертвец сделался её самым страшным кошмаром: он мог прийти во сне или привидится в утреннем тумане. Порой, испугавшись холода снов, Мирослава думала рассказать об умертвии старшим волхвам, но тут же вспоминала слова старца Никодима о том, что Песнь открыла ей и холод, вспоминала, как Никодим не позволял ей волхвовать по дороге в Половец. Старец полагал, что Мирославе нужна опора, дабы следовать за Светом, и эту опору она должна найти в Свагоборе – ворожить без послушания ей нельзя. И Мирослава страшилась того, что коли она расскажет о мертвеце на троне, ей вообще не позволят волхвовать… Послушница надеялась, что о мертвеце она забудет. Мирослава помнила, как Песнь случайно открылась ей в порту Озёрного града – волхва увидела небесные скалы, но потом тут же забыла их, стоило старцу Никодиму возвратиться. Может, о мёртвом она запамятует так же?
Песнь являлась Мирославе и на корабле, на котором Мирослава с Никодимом плыла в Половец. Мирослава стояла у борта и смотрела на безбрежную водную гладь: Половодские озёра были настолько большими, что в прибрежных городах их нередко называли морями. Синяя вода сливалась на горизонте с синим небом, и сквозь мерцающую дымку горизонта Мирослава увидела снежные скалы. Но стоило Мирославе невольно вспомнить о мёртвом на троне, как видение померкло, и девушка забыла о нём до того самого дня, пока не проснулась через три месяца в келье Свагобора.
Дабы вновь услышать Песнь и увидеть пряжу Макоши, Мирослава просила у Матери Веры позволения гулять по Половцу, и Великая Волхва ей разрешала (на зависть другим послушницам, которых не всегда охотно отпускали в город). Половец полюбился Мирославе с первого взгляда: белокаменный просторный обнесённый двойной стеной и рвом, с небесными куполами Свагоборов, свежими парками и рощами Святоборов. Послушница полагала, что, гуляя по городу, она вновь услышит Песнь, как тогда, в Озёрном граде. Мирослава медленно ходила по широким мощёным улицам, заворожённо разглядывая дома в несколько этажей и резные терема. Рассматривала юная волхва и горожан: одежда половчан была богаче и разнообразнее одеяний деревенских жителей. Яркие платья, высокие кики, ажурные кокошники дам и яркие кафтаны зажиточных мужей. Порой Мирослава так засматривалась городом, что забывала о том, зачем отправилась на прогулку. Но в том было и хорошее: ворожея, запамятовав о Песне, забывала и о видении умертвия на троне Солнцеграда. А о мертвеце она хотела бы забыть навсегда.
Слушала Мирослава и шум города: голоса людей, грохот повозок, стук копыт лошадей и даже рёв ингр, которые, ведомые погонщиками, носили по широким улицам столицы Половодского княжества грузы. Но даже тогда, когда город своей музыкой наполнял душу вдохновением, Серебряная Песнь не являлась Мирославе.
