– Глупо я рассказала о своём спасении на Соборе, – сокрушалась Василиса, глядя на хмурого отца. – Теперь меня считают тёмной волхвой!
Гоенег пришёл в покои Василисы проведать дочь после Собора. Бывший охотник сидел рядом с царицей на обитой бархатом лавке у стены. Горящие в подсвечниках свечи освещали золотом богатое убранство комнаты: печь, отделанную изразцами, расписные стены; в центре горницы, на алом ковре, находился резной деревянный столик с ягодами, фруктами и кувшином с водой.
– Помнишь, как ты сама учила меня? – старался улыбаться дочери Гоенег. – Если что-то происходит, значит, то позволяют сами Боги! Кто знает, зачем тебе Макошь велела говорить?
– Ничего мне, батюшка, Макошь не велела, – устало покачала головой Василиса. – Я тоже запомнила урок Богов: Макошь прядёт нить Судьбы из нашего выбора. Я могла бы и не говорить. И то – было б тоже верно. – Василиса печально отвернулась.
Гоенег с грустью смотрел на дочь: тяжело и больно видеть, как Василиса увядает! На Василисе всё еще было парадное царское платье, золотое покрывало и венец. Она была прекрасна, но при этом так печальна… И печаль эта будто старила её: под запавшими глазами пролегли тёмные круги, и огонёк зелёных, как море, очей померк. Как же он хотел помочь ей и как же не мог этого сделать.
– Как тогда, на охоте, – тихо приговорила Василиса, опустив взгляд. – Я направила ту стрелу, а не Богиня Макошь!
– Дочь! – строго ответил Гоенег, но Василиса к нему не повернулась. – Ту стрелу вела Макошь – и она же, с помощью нашей Берегини, тебя спасла!
– Но тогда почему, почему Берегиня после того раза, что был на сороковой день, больше не являлась мне? – Василиса посмотрела на отца: в зелёных глазах царицы стояли слёзы. – Почему она приходила к Агнешке, а не ко мне, папа?
– Чтобы ты не ушла с ней в лес. – Гоенег обнял дочь, и Василиса, не выдержав, заплакала. – Твой муж рассказывал мне, что ты едва не осталась с берегиней в Царствии Индрика. Вот почему она не являлась тебе. Уверен, когда ты будешь готова, она и к тебе придёт. – Гоенег немного помолчал, гладя Василису по голове. – И не слушай глупую людскую молву – люди забывают быстро. Забыли крушение Солнцеграда, почти забыли Десятину Полоза, а твои слова о воскрешении забудут и подавно. И я очень тебя прошу – не делай глупостей, дочка.
– Каких глупостей? – насторожилась Василиса.
– Даже думать не хочу каких, – отвечал Гоенег. – Но сердце у меня неспокойно за тебя, Василиса Премудрая.
– Отправляйся с Любавой и Световитом на Велейные острова, – говорил Веслав, внимательно глядя на Кудеяра. – Поможешь Световиту в военном деле, войска подготовишь, корабли. Женишься, наконец, на Любаве.
Царь и наместник беседовали в малой престольной: оба сидели на лавке подле окна, в то время как царское место пустовало. Тёплый свет свечей играл на искусной росписи светлых стен зала.
– Спасибо, – Кудеяр положил на сердце руку, – но не до́лжно наместнику в такой час покидать столицу.
– До́лжно, – строго ответил Веслав. – Я же город не оставляю. Если же случится что, есть у меня и Станимир, и другие веденеи.
– Скажу прямо, как есть, – Кудеяр нахмурился, – многие не согласны с вашими решениями. Если я покину столицу в такой час, люди решат, что я тоже не на вашей стороне.
– Я знаю, – вздохнул Веслав. – Но знаю я и то, как власть разрушает Дух, рушит человеческую жизнь. – Царь горько посмотрел на наместника. – История Сваргореи – история междоусобных войн. Конечно, тысячелетний мир со времён Светлогора мы стараемся хранить, но с каждым годом оно выходит всё хуже. Князья всегда шептались за спиной царя, но сейчас не то время, чтобы мне вонзили в спину нож. Внешний враг, быть может, на время нас сплотит.
– Быть может, – согласился Кудеяр. – Но я ослушаюсь вашего приказа и останусь в столице, – решил наместник. – Я слишком хорошо помню Десятину Полоза, потому и весть из Велейных островов доставил сам. И я согласен с вами в том, что опасность грядёт не только с Юга. Великий князь Световит и сам войско соберёт, в этом ему помощь не нужна. А Любава, я уверен, всё поймет.
Любава и правда Кудеяра поняла: она пожелала остаться в Солнцеграде. Световит тому не возражал – князь полагал, что в столице с её охраной дочери будет безопаснее, нежели на крайних Велейных островах. И на следующий после Военного Собора день в Свагоборе провели тихое торжество: перед огнивицей предстал Кудеяр с Любавой. Кроме Световита (княгиня Далимила осталась на Велейных островах) и царской четы гостей на венчании не было. А на утро следующего дня Световит отбыл на Велейные острова.
Глава 16
Вести о войне
Торжественное венчание Мирославы на послушничество волхвам прошло вскоре после празднества Медового Солнца – четвёртого числа месяца рунь. В то раннее утро ветер будто бы затих, и Сестринский Свагобор Половца окутал туман. Мир замер, когда Мирослава, облачённая в белый траур волхва, предстала перед Огнивицей Великого Зала Богов. Марево огнивиц и курильниц укрывало резные капии Богов, разливалось по залу, и сквозь сизую пелену собравшиеся волхвы в белых одеяниях казались духами. Тёплое пламя Небесного Огня мягко обхватило девичьи ладони, и Мирослава принесла клятвы Небу и Земле.
Очи капиев Богов вспыхнули лазурным огнём, юная волхва открыла глаза. Сквозь дым курильниц она видела их – грозных безмолвных свидетелей таинства. Их безжизненные очи померкли, пламя Сварожича в огнивице опало, и Мирослава услышала далекий крик чёрного ворона – будто бы безымянный страж Неяви обратился к ней. Но его зов не опалил холодом душу.
Старец Никодим, которого Мирослава и Мать Вера пригласили на венчание, хмуро смотрел на то, как Великая Волхва Половца повязывает Мирославе венчик послушницы. От того, что Мирослава обручилась с Вечностью, на душе у старого волхва покойнее не сделалось. Никодим надеялся, что клятва, произнесённая Мирославой, убережёт её от надвигающейся на Свет тьмы. Но волхвовское чутьё подсказывало Никодиму, что ветер Неяви неясным образом созвучен духу юной волхвы…
Через пару дней в Свагобор и в великокняжеский терем Половца зачарованные птицы из Солнцеграда принесли вести. В берестах говорилось о том, что послание волхвов Сестринского Свагобора Половца прозвучало на Царском Соборе, и волхвы стольного града тоже чуяли ветра Неяви (о том, что видения были не волхвов, а царицы, и что Василиса считала Кощея живым, в бересте не говорилось). Солнцеград поведал о нападении у Велейных островов, о сожжении Долемира – о грядущей южной войне.
На Мирославу обратили внимание не только её сверстницы и волхвы Свагоборов – молва о юной послушнице, наделённой Даром Велеса, дошла и до княжеского терема, что отозвалось в душе Мирославы прежде неведомым ей чувством гордости.
