Бронимир внимательно смотрел на Злату: он не ожидал услышать от неё таких речей. Дождь стих, молнии сверкали за куполом Слов, что благодаря ворожбе Златы и Слову Полоза хранил флот Власова острова. В промокшем платье и с растрёпанными волосами Злата стояла, гордо расправив спину. И она была истинной царицей.
– Она станет великим правителем, – сказал Миодраг Бронимиру, решив поддержать князя в его расположении к царевне. Бронимир обернулся на волхва: белый траур служителя Полоза промок, седые волосы облепили старческое вытянутое лицо. Серые глаза смотрели пристально.
– Я в этом не сомневаюсь, – честно ответил князь, и Миодраг легонько улыбнулся.
– Кто отправится со мной на Север? – громко спросила Злата. – Кто не побоится громовых стрел Перуна, кто не испугается блуждающих льдов и ветра Неяви? Кто готов вернуть Сваргорее истинного царя и вписать своё имя в летописи Света? Кто готов идти по священному пути на Север? – Царевна вновь раскрыла руки. Из-под вод глухо пророкотал Горыч.
– На Север! – вскинул руки Чернек, и все поморы «Благосвета» и дружинники Бронимира его поддержали.
– На Север! – поддержал Злату Миодраг.
– На Север! – провозгласил Бронимир, и Злата обернулась. Царевна не ожидала среди единодушных голосов поморов услышать призыв князя, что ненавидел её всем сердцем. Заметив на себе взгляд Златы, Бронимир положил на сердце руку, и царевна ответила тем же.
Ни один корабль не повернул назад: суда строились клином под сверкающим куполом ворожбы, чтобы следовать на Север.
– За истинным царём Сваргореи! – воззвала к людям Злата. – Да вернём мы благодатное время! Да станем на равных с Богами! Да не пронзят наши суда громовые стрелы! На Север! – Злата воздела руки к небу, и серебряное кружево разгорелось ярче под хор согласных голосов, и ветер наполнил паруса, а Полоз на гребне своих волн понёс суда.
Когда стихия, внимая Слову Полоза, усмирила свой гнев, Злата отдала приказ вооружиться всем поморам. С её приказом, что странно звучал в море, сварогины спорить не стали – неизвестно, что ждёт их на границе вод, и если Наместница Полоза призывает к вооружению, значит, оно необходимо.
Морской Царь плыл перед флагманом «Благосветом», как когда-то он плыл перед «Вериладом». Волны с почтением расступались перед великим ящером: Горыч плыл навстречу стихии, что несла грозные воды с Севера. Плыл на Север, навстречу Перуновой грозе.
Глава 21
Вести с Запада
Руен начался с песен Великого Праздника Урожая, что отмечали всю первую неделю осени, после Третьих Провод Лета. Погода стояла тёплая и благодатная, и в городах и княжествах, вопреки печальному времени, волхвы и миряне благодарили Мать-Свагору за дары. Праздника пышного, конечно, не проводили, но Землю-Матушку чествовали.
Баритонное пение внемлющих Богам волхвов разливалось по Сваргорее вместе с вестями о колосаях, а праздничный хлеб провожал витязей на войну.
По столице шествовали войска, и новые дружины отправлялись на Большую Землю. Армию Пяти Стольных Островов вёл на Юг великий военачальник Ворон.
Наместник Кудеяр вернулся домой к обеду после очередного военного собора, на котором обсуждались недавние вести с Юга: несмотря на то, что Степноград удалось отбить, колосаи держали Долемир, а зачарованные волхвами птицы, пролетевшие над Рифейскими горами, подтвердили весть о том, что с Южного Перевала грядёт несметное войско. Южная война грозила быть суровой, но Кудеяр, приходя домой к любимой жене, старался оставлять за порогом тяжёлые думы. Старался не думать наместник и о холоде – угрозе Севера, в которую многие отказывались верить. Гнал прочь мысли и о казначее Остроглазе, чьи замечания о благах Полоза всё ещё звучали после Великого Собора.
Любава встретила Кудеяра праздничным столом: в трапезной терема наместника – светлой расписной горнице – ждали хозяина яства.
– Я испекла настоящий осенний пирог! – говорила Любава, когда они с мужем сели за стол. – Пусть будет хоть немного радости в наше смутное время.
– Ты – моя самая великая радость, – улыбался Кудеяр, смотря на красавицу жену. Не думал он, что Боги за все его деяния, о которых не хотелось вспоминать, наградят любовью и семьёй. – Пережили Десятину Полоза и колосаев переживём.
– Отец больше опасался Полоза, нежели таинственных людей солнца, – отвечала Любава. – Но народ испугало больше то, что пало Слово Гор Рифея.
– Да, – согласился Кудеяр и отведал праздничного пирога. – Рифейские горы веками хранили покой Севера, и если летописи молвили об иноземцах, то приходили они только по морю. Понимаю, почему сварогинов так испугала южная орда – это говорит о том, что защита Богов пала.
– Ты думаешь, мы так прогневали Богов во времена Десятины Полоза? И потому пало Слово? – нахмурилась Любава, заправив за ухо прядь золотых волос, что выбилась из-под медного обруча. Голову княгини украшало шёлковое покрывало, закреплённое, следуя традициям Велейных островов, на пучке волос. Любаву ещё с утра одолевало смутное предчувствие чего-то дурного, но княгиня полагала, что сие предчувствие только от общего настроения войны, пропитавшего воздух вместе с холодом ветров осени.
Кудеяр мягко посмотрел на жену: в серо-голубых, как ранняя заря, глазах любимой плескалась тревога. Ах, как бы ему хотелось защитить Любаву от всех бедствий этого мира! Как бы ему хотелось, чтобы любимая никогда не думала о печальном.
– Я думаю, любовь моя, мы сможем вынести все испытания Богов, – мягко ответил Кудеяр. – Помнишь, как я князем стал? Может, посылая нам преграды, Боги хотят не только научить нас, но и неведомым способом наградить?
– Может быть и так, – согласилась Любава. – Но я бы, милый, не о Богах послушала, а о тебе, – молвила княгиня. Её сердце сжимало холодом неясное предчувствие, и о высших силах говорить не хотелось.
– Я уже много раз рассказывал тебе о том, – улыбнулся Кудеяр. – Кушанье отменное, кудесница моя!
– Расскажи ещё раз свою историю, – попросила Любава. – Я не хочу говорить ни о Богах, ни о войне, ни о Полозе.
– Хорошо, – кивнул Кудеяр. – Коли ты желаешь вновь услышать обо мне, я расскажу, родная, – улыбался жене наместник.
– Да, хочу, – кивнула Любава и тоже улыбнулась. – Ты родился простым человеком, и твоя жизнь достойна летописи.
– Не думаю, что эту летопись стал бы кто-нибудь читать, – рассмеялся Кудеяр. – Летопись о сыне торговца Мореграда.
– Который стал наместником царя Сваргореи! – покачала головой Любава и отрезала кусочек пирога. – Это была бы моя любимая летопись, – заверила она мужа. – Потому, любимый мой поэт, расскажи мне её, – заговорщицким тоном попросила княгиня.
– И как тут откажешься? – пожал плечами князь. – Сказание о сыне торговца, который стал наместником царя, – наигранно провозгласил Кудеяр, и Любава рассмеялась.
