– Умерла. – Впервые за все время это слово не констатация факта, а нечто столь же хрупкое, как яйцо, которое нужно пронести по ухабам.
– Олив, мне так жаль…
Услышав ласкательное имя, сорвавшееся с губ Уайетта, Брайан выразительно прищуривается. Он встает с места, чтобы достать из шкафа тарелку, и на обратном пути стискивает мое плечо:
– Садись. Я отрежу тебе кусочек.
Даже Мерит исполнена сочувствия. Она приносит мне бумажную салфетку и обнимает меня. Похоже, Мерит является тем самым клеем, что соединяет причудливо сформированную компанию людей за кухонным столом.
Я убираю свою скорбь в дальний угол – безобразный свитер, который я, достав оттуда, примерю позже, чтобы затем снова убрать подальше, – и выдавливаю улыбку:
– Надеюсь, у вас пицца с колбасой?
– Господи, мама! – не выдерживает Мерит. – Ты разве не знаешь, что свиней можно научить играть в видеоигры и они умнее, чем шимпанзе?
После ее слов, по идее, все должно снова прийти в норму. Если можно считать нормальным сидеть за одним столом с Уайеттом и Брайаном. Сидеть с наполовину обритой головой и как ни в чем не бывало есть пиццу. Ну и самое главное: быть здесь, на этой земле, которую навсегда покинула Вин.
Надеюсь, Эбигейл позаботится о Феликсе. Надеюсь, он сумеет пережить эту ночь – один, в пустом доме, – что для родных усопшего, как правило, самое тяжелое испытание.
И если мои клиенты боятся смерти, то их родных страшит одиночество. Мир без близкого человека становится тусклым и бесплодным.
Я смотрю на Брайана, который рассказывает об эксперименте, проводившемся в их лаборатории. Если бы мы устроили соревнование за меня в качестве главного приза, он бы наверняка выиграл. Он досконально знает все мелкие детали, из которых состоит моя жизнь. Например, где я прячу имбирное печенье, чтобы никто его не съел. В каких ящиках комода лежат мои носки, лифчики, свитера. Что нужно убирать кинзу из моей еды, поскольку на вкус она для меня как мыло. В каком месте растереть мне больную спину. И как расстегнуть застежку колье, с которой я вечно борюсь.
Но зато Уайетт знает, кем бы я могла стать. Ученым. Автором. Археологом.
Коллегой, которая дает новые идеи и мнению которой можно доверять.
Женщиной, которая так млеет в его объятиях, что ей приходится прикусывать ему плечо, чтобы не улететь к облакам.
Матерью его ребенка.
Человеком, которого он видит утром первым, а ночью – последним.
Вернувшись наконец к разговору за столом, я слышу, как Мерит рассказывает о предстоящем теннисном матче:
– Я, конечно, не самый классный игрок, но…
– Ты только пока еще не классный игрок, – поправляет ее Уайетт.
– Среди нас есть дети, которые играют чуть ли не с трех лет, – выкатывает на него глаза Мерит.
Брайан салютует дочери бутылкой пива:
– То, что ты достигла таких значительных успехов за столь короткое время, не может не впечатлять! – (Возможно, Мерит всегда не хватало именно этого: дополнительного родителя, способного помочь ей подняться, когда мир сбивает ее с ног.) – Может, я не вполне объективен, но знаешь, у нее не только скорость подачи сто миль в час…
– Скорость моей подачи вовсе не сто миль в час…
– …но и умение правильно выбрать стратегию.
Мерит поворачивается ко мне:
– Он не пропустил ни одной встречи. И даже изменил расписание летней сессии, чтобы прийти на последний матч.
Брайан ласково улыбается дочери:
– Мерит действительно стоит того, чтобы на нее посмотреть.
– Я не сомневаюсь, – говорит Уайетт.
Брайан принимается складывать салфетку на четвертинки, затем – на восьмушки:
– Мерит, я как раз собирался тебе сказать. Похоже, мой безупречный послужной список под угрозой. В четверг я не смогу прийти на матч. Я пытался что-то сделать, но у нас совещание по обсуждению кандидатов на должность постоянного преподавателя. – Он откашливается. – Быть может, мама и… Уайетт смогут пойти.
Самый чистый, самый бескорыстный дар, который я когда-либо получала в жизни.
Когда в мою бытность социальным работником нас для ротации посылали в больницу, меня как-то раз вызвали в палату, где все демоны ада вырвались на свободу. Девушка – на вид старшеклассница с брекетами на зубах – только что родила недоношенного ребенка. Возле нее сидел напуганный паренек с юношеским пушком над верхней губой. А целая толпа медицинских работников проводила манипуляции с их нереально крошечной дочерью. Меня вызвали в родильную палату, потому что юная мать билась в истерике, но врачам сейчас было не до нее. Я схватила девушку за плечи, пытаясь заставить посмотреть мне в глаза, а поскольку она упорно отворачивалась, я проследила ее взгляд, устремленный на ребенка.
Кожа новорожденной была синей и тонкой, как папиросная бумага. При каждом нажатии на грудную клетку в ходе выполнения сердечно-легочной реанимации кожа рвалась, и рана начинала кровоточить. Воздух звенел от пронзительных криков младенца и лаконичных команд реаниматологов, но было совершенно ясно, что все бесполезно. Врач, с красными от крови руками, по-прежнему лежащими на грудной клетке младенца, повернулся ко мне.
– Сделайте что-нибудь! – приказал он.
Отпустив девушку, я тронула парнишку за плечо и твердо сказала:
– Ты, наверное, отец. Они ждут, чтобы ты принял решение.
Его лицо сморщилось.
– Я думал… я думал, у нас есть в запасе немного времени.
– Все думают, что у них есть в запасе немного времени. Но отцам приходится отдавать своих дочерей, и тебе придется сделать это сегодня.
Мальчик поднял голову. Лицо помертвевшее, глаза неживые.
– Прекратите, – сказал он. – Просто остановитесь.
Очнувшись от воспоминаний, я смотрю, как Уайетт улыбается Мерит:
– Я с удовольствием сходил бы на твой матч. Скажи, какие ваши командные цвета. Я раскрашу лицо, надену карнавальные бусы и стану неприлично громко орать.
Мерит заливисто хохочет, и я думаю: «А у него это хорошо получается. Завоевывать ребенка».
Но потом я перевожу взгляд на Брайана, у которого хватило благородства его отдать.
После обеда, когда Уайетт собирается обратно в отель, я провожаю его до автомобиля. Мы останавливаемся, прислонившись к машине, и Уайетт притягивает меня к себе, поглаживая дырявый занавес моих волос. Уайетт надежный, сильный, полный жизни. Лучшего аргумента против смерти невозможно найти.
– Знаешь, я хотел это сделать, как только ты вошла. Ты выглядела такой… раздавленной.
Я еще сильнее сжимаю руки:
– А я хотела, чтобы ты это сделал, еще не успев переступить через порог. Но понимаю, почему ты не стал. – (Уайетт изображен на фоне ночного неба, на голове – корона из звезд.) – Я чуть не умерла, увидев тебя за одним столом с Брайаном.
