– Должен признаться, я не ожидал такого приглашения, – говорит Уайетт и, замявшись, добавляет: – Олив, он… хороший человек. Если уж у нас тогда не получилось быть вместе, я рад, что у тебя хотя бы был он. – (Можно представить, как нелегко далось Уайетту, с его непрошибаемой самоуверенностью, такое признание.) – Но все же не настолько рад. – Уайетт нежно меня целует.
Не знаю, отчего так получается, но когда Уайетт обнимает меня, это всегда как в первый раз. Я прижимаюсь к нему теснее, страстно, отчаянно желая его. Собственно, мне следовало давно привыкнуть, но я по-прежнему не перестаю удивляться: насытив свои чувства Уайеттом, я становлюсь еще голоднее.
Уайетт прислоняется лбом к моему лбу:
– Расслабься, Олив. Тебе нет нужды залезать мне под кожу. Ты уже там.
– Я скучаю. Хочу засыпать рядом с тобой, – признаюсь я.
– А я хочу просыпаться рядом с тобой. Мы словно в какой-то чертовой готической сказке, когда днем ты со мной, а после заката тебя забирает злой колдун. А давай-ка завтра днем ляжем в кровать и снимем заклятие.
Если бы все было так просто. Если бы это заклятие я не наложила на себя сама.
Проводив глазами автомобиль, в котором уехал Уайетт, я поднимаюсь на крыльцо, но не вхожу в дом, а сажусь на качели. Я думаю о Вин, о Мерит, а потом, будто вызванный медиумом дух, на крыльце появляется Брайан.
Ни слова не говоря, он садится рядом со мной. Я слышу стрекотание цикад и перекличку квакш в лесном пруду.
– Сейчас вроде бы не сезон для них, – задумчиво произносит Брайан. – Ведь скоро осень.
Похоже, наш разговор и дальше продолжится в рамках таких вещей, как погода, флора и фауна, поскольку безопасных тем для разговора у нас не осталось.
Я с трудом заставляю себя посмотреть Брайану прямо в глаза:
– Спасибо за то, что ты это сделал.
Я благодарю его за то, что отошел в сторону, дав возможность Уайетту сходить с Мерит на матч. Брайан дергает плечом:
– Ну… я не могу этого отменить. – (Смысл: отменить Уайетта.) – Итак, – Брайан наклоняется, зажав руки между коленей, – теперь о Вин.
– Да.
– Она ушла мирно?
– Скорее всего. Ее муж был рядом, когда все случилось. – Я бросаю на Брайана быстрый взгляд. – Я не доставила письмо. Это так, к сведению.
Брайан удивленно смотрит на меня. Мы сидим в круге света фонаря над входной дверью и глядим, как ветер треплет преждевременно покрасневший лист, отрывает его от дерева и кружит на карусели смерти.
– Дон, – нарушает молчание Брайан, – прости меня.
– Полагаю, мы с тобой израсходовали пожизненную квоту на эти два слова, – говорю я с бледной улыбкой.
Но Брайан продолжает, будто не слышит:
– Я чувствую себя примерно так же. – Он показывает на опавший лист, похожий на лужицу крови на траве. – Меня тоже прилично потрепало разными ветрами, но это все чувства. – Брайан произносит слово «чувства», точно оно ругательное. – Для ученого это как криптонит. – (Я сижу неподвижно, предоставляя мужу возможность высказаться.) – Я был страшно зол на тебя. Когда ты уехала, я жутко рассердился. Ждал и не мог дождаться твоего возвращения, чтобы хорошенько тебя отчитать. Но я практически не получил такого шанса, и это все изменило. Будто я смотрел с совершенно другой точки зрения, а именно с той, которую раньше не брал в расчет. Мы с тобой заложили фундамент, существующий уже пятнадцать лет. Быть может, ураган и разрушил наш дом, но костяк по-прежнему здесь. – Очень медленно, чтобы я при желании могла отдернуть руку, Брайан накрыл мою ладонь своей. – Мы построим наш дом заново, и на сей раз он будет вдвое прочнее, потому что теперь мы знаем, где трещины в конструкции и как их заделать. – Брайан буквально гипнотизирует меня взглядом. – Дон, ты не можешь сбросить со счетов то, что у нас было. Я знаю, что не можешь.
Как-то раз, когда Мерит училась в начальной школе, она вернулась домой в слезах. Она рассказала подруге по секрету, что ей нравится один мальчик, а к концу перемены об этом уже знал весь класс. «Я больше никогда не смогу никому доверять», – всхлипывала Мерит. Моим первым порывом было сказать дочери: «Да, ты должна доверять только мне. И так во веки веков». Но вместо этого я спросила Мерит, как она определяет, заслуживает ли подруга доверия. Мерит задумалась на несколько секунд, перебирая короткий список своих друзей. Одна девочка поделилась с ней шоколадным батончиком «КитКат». Другая потеснилась, пустив Мерит за стол для ланча, за которым не было свободных мест. Оказывается, столь незначительные действия могут иметь критическое значение. Вы доверяете кому-то, кто освобождает вам место в его или ее жизни… место, настолько большое, что, когда вы уйдете, этот кто-то будет ощущать ваше отсутствие. Вы дарите кому-то ваше обнаженное сердце, завернутое в вопрос: «А что ты с ним сделаешь?»
– Очень трудно не увидеть руку судьбы в том, что ты выжила в авиакатастрофе. Судьба распорядилась так, чтобы ты могла остаться с ним, – задумчиво произносит Брайан. – Но если судьба – это нечто, обрекающее тебя на определенный исход на основании твоего психотипа, то квантовая физика, по определению, считает подобное абсолютным бредом. С другой стороны, если судьба подразумевает отсутствие свободы воли – от тебя не зависит, в какой временно́й шкале ты в результате окажешься, – значит ты просто заложник, вынужденный терпеть все перипетии, которые тебя ждут по воле мультивселенной. Дон, а в таком случае твои шансы остаться с ним или остаться со мной совершенно произвольны.
– Ты хочешь сказать, в том, что случилось, нет моей вины?
Брайан смотрит на меня с печальной улыбкой:
– Ну, с точки зрения квантовой физики. Но мне от этого не легче.
Когда Брайан наклоняется и целует меня, я не возражаю. В этом нежном простом прикосновении его губ к моим – пятнадцать лет знания того, как он складывает свои футболки; как покупает свои любимые мандарины уншиу в тот сезон, когда они появляются в магазинах; как в кинотеатре вкладывает мне в руку мятый пакетик «Эм-энд-Эмс», тайком взятый из дома. Это его плечо рядом с моим, когда мы смотрели, как Мерит ворочается в детской кроватке; запах его кожи; чудесное появление каждый год на колесах моего автомобиля зимней резины, о которой я и думать забыла.
Брайан берет мое лицо в свои ладони:
– Скажи, что это ничего не значит, и я тебя отпущу.
Но я не могу.
Он оставляет меня в одиночестве на крыльце, где я сижу еще час, а может быть, целую жизнь.
Когда в газетах появляется некролог Вин, я дважды перечитываю его. Бледная копия подруги, которую я знала. Впрочем, слова – это всего лишь слова. Они никогда не улавливают того, чего вы от них хотите, подобно тому как панорамное фото горного хребта не способно передать красоту и величие гор.
Достав из кухонного ящика со всякой разнокалиберной мелочовкой ножницы, я аккуратно вырезаю текст в рамке.
