– Надо же! – затаив дыхание, восклицаю я. – Ты меня убедила.
Я смотрю на Вин, размышляя о том, что предстоит еще много чего узнать об этой удивительной женщине, а времени осталось совсем мало. Интересно, что произойдет, когда мы встретимся посередине пути?
– Мы с тобой еще та парочка, – задумчиво произносит Вин. – Любовь и смерть.
И тут в комнате с чашкой кофе в руках, которого мне не очень-то и хотелось, появляется Феликс.
– Я что-то пропустил? – спрашивает он.
Когда ты ждешь чьей-либо смерти, то теряешь счет времени. Часы перетекают в дни, дни неожиданно становятся неделями. Ты забываешь принимать душ, забываешь поесть. Ты спишь, переживаешь, дежуришь по ночам, находясь в том мире, где исчезли циркадные ритмы.
После маминой смерти я так ослабла, что не могла спать и удерживать пищу. Я даже решила, что переживаниями довела себя до аутоиммунного расстройства, пока мне не сделали анализ крови и врач не сказал, что я беременна. И только тогда я поняла, что, когда мама лежала в хосписе, я в поисках бездумного утешения в сексе с Брайаном совсем забыла о соблюдении контроля за рождаемостью.
Я ломала голову, как сообщить Брайану о своей беременности, но потом меня так сильно прижало, что мой организм уже с трудом функционировал. Каждый раз, как я репетировала, что скажу Брайану, перед глазами возникала мама, которая, крестясь, предупреждала: «Если пойдешь беременная на похороны, то поселишь печаль прямо внутри себя».
В конце концов, сказав Брайану, что должна с ним серьезно поговорить, я отвезла его в Бостонскую бухту. Мы сидели на берегу, бросая чайкам кусочки итальянского печенья, которое я купила в кондитерской «У Майка». И наконец я сообщила, что беременна.
Тогда я еще не знала, как он отреагирует. Одно дело в часы отчаяния искать забвения в телесной близости, и совсем другое – завести ребенка.
Но реакция Брайана оказалась весьма пылкой. Я видела, как он постепенно осознает новость, как крутятся колесики у него в голове.
В какой-то ужасный момент я решила, что сейчас он сделает мне предложение.
Я все еще думала об Уайетте. Естественно. Несомненно, я предала Уайетта. Пусть даже он об этом не знал. Пусть даже я могла оправдать свое поведение тем, что нуждалась в возможности дать физический выход эмоциям, убежать от действительности и залепить пластырем еще свежие душевные раны. И хотя втайне я лелеяла мысль восстановить отношения с Уайеттом, беременность поставила крест на этих мечтаниях. Если честно, я не нашла подходящих слов объяснить ему то, что сделала и зачем мне это было нужно.
– Дон, – рассудительно произнес Брайан, – нам ведь хорошо вместе. Как по-твоему? И если в том, что ты потеряла маму, а я – бабушку, мы могли бы увидеть светлую сторону… то, наверное, это она и есть. – Он взял меня за руки. – Пойдем со мной.
Я облегченно выдохнула. Брайан предлагал мне выход из положения: шоры, чтобы я могла смотреть только вперед, но не назад.
– У меня ведь есть дом, где ты можешь жить. И я помогу тебе позаботиться о Кайране.
Сперва практические решения. Мало-помалу. Впереди как-никак восемь месяцев, чтобы все обдумать.
Тогда я еще не понимала, что если посеешь семена, то получишь в том числе и корешки.
Брайан с благоговением посмотрел на мой живот:
– А ты уверена? У нас действительно будет…
Я лелеяла мысль вернуться в университет и закончить диссертацию. Может, не прямо сейчас, может, через несколько лет. Ведь в глубине души я по-прежнему считала себя египтологом, просто временно находящимся в отпуске.
Но Брайан сказал «у нас».
Он предложил мне спасательный трос раньше, чем я сама поняла, что оказалась в засаде. И я радостно ухватилась за него обеими руками. Написала письмо в Йель и официально отказалась от аспирантуры по египтологии.
Уайетту я не написала. К этому времени он уже наверняка вернулся в кампус. Ты был нужен мне, мысленно твердила я, но тебя не оказалось рядом. И плевать на то, что, возможно, он хотел быть здесь, но я ни о чем его не просила. Я никак не могла объяснить свои действия, при этом не возненавидев себя, да и Уайетт, если на то пошло, непременно возненавидел бы меня. Итак, каждый день я откладывала написание письма на завтра. С каждым днем делать это становилось все легче. И вот наконец я вообще перестала думать о том, чтобы написать письмо Уайетту.
Мы с Кайраном перебрались к Брайану. Я купила плетеную детскую кроватку на гаражной распродаже.
На следующий день в туалете я обнаружила кровь на нижнем белье.
Я сама от себя такого не ожидала, но непреодолимая проблема меньше чем за неделю превратилась в нечто такое, чего я жаждала всей душой. Когда рентгенолог в Центре женского здоровья Бригама, пожав плечами, объяснил, что кровянистые выделения – это нормально, я решила минимизировать риски. Я сказала себе, что удача не должна повернуться ко мне лицом ценой несчастья. И извинилась перед своим будущим ребенком за сомнения, пусть даже всего на секунду. Положила в каждую туфлю по новенькому пенни. Спала с ножом под матрасом, чтобы отогнать злых духов.
Схватки начались на две недели раньше срока, но моя вера в приметы оправдала себя. Мерит родилась пухленьким, здоровым младенцем с хорошо развитыми легкими. Я часами смотрела, как поднимается и опадает крошечная грудная клетка, но ни разу не заметила нарушения ритма дыхания. «Вот видишь, – сказал Брайан, уже влюбленный в свою дочь, – а ты боялась».
Вернувшись от Вин, я застаю Мерит в ее спальне. Дочь проводит какой-то научный эксперимент с помощью склянок и тампонов.
– Хочешь пойти прогуляться? Влажность наконец-то уменьшилась.
Забавно, но как мать ты веришь, будто дать ребенку жизнь достаточно для того, чтобы привязать его к тебе. Однако бескорыстная любовь отнюдь не означает, что тебе не нужно над этим работать. Помню, когда я родила Мерит, она поворачивалась на звук моего голоса, словно ее тянуло ко мне магнитом. Поскольку все мои разговоры во время беременности служили своего рода звуковой дорожкой к еще не рожденной дочери, мгновенное узнавание было мне гарантировано. При всем при том Брайан начинал с менее выгодных позиций. Он часами разговаривал с дочерью, но не как с младенцем, а скорее как со взрослым человеком, только совсем крошечным. Брайан таскал Мерит в рюкзаке за спиной, когда косил лужайку, а когда кормил дочь протертыми персиками, рассказывал ей о том, чем занимался в лаборатории. Понимая, что малышка к нему еще не привыкла, он задабривал, приманивал и развлекал ее, пока они не стали ближе друг к другу.
Тогда я не осознавала, что каждый шаг, сделанный Мерит навстречу отцу, ровно настолько же отдаляет ее от меня.
Нет, я никогда не стала бы мешать установлению связи между Мерит и Брайаном. Ни за что на свете! Однако я выбрала в качестве карьеры работу с людьми, с которыми, по определению, рано или поздно должна расстаться. И иногда я задавала себе вопрос: а что, если все мои отношения обречены именно на это?
