– Ты всегда умела видеть картину в целом.
– Уайетт Армстронг, это что, комплимент?
Уайетт хлопает шляпой по бедру. Между нами поднимается столб пыли.
– Ты была права. Относительно того, что саркофаг есть микрокосм вселенной.
– Да, мне известно, что ты наконец это понял. Я прочла твою диссертацию. – Наклонившись, я поднимаю с земли камешек. – А слабо́ ради меня высечь эти слова на камне?
– Много лет назад ты говорила, что это лишь вершина айсберга. – Уайетт встает и со смехом протягивает мне руку. – Конечно, сейчас нелепо думать о подобных вещах. Но интересно, как бы все обернулось, если бы мы с тобой тогда были партнерами, а не противниками?
И на мгновение я переношусь в прошлое. Вот идеальный перевод «Книги двух путей», с иллюстрациями и текстовыми вставками. Понимание того, что путь в загробный мир определяется не только надписями, но и тем, как они размещены по отношению к покойному.
Карта с двумя путями. Ключ, который мы вдвоем изготовили вручную.
– Позволь проводить тебя назад, – галантно предлагает Уайетт. – Нам здесь платят не за то, чтобы мы чаи распивали.
– А кто платит? – спрашиваю я. – Йель?
Уайетт качает головой:
– Они свернули мое финансирование много лет назад. Теперь у нас частный спонсор. Денег до хрена. А в остальном старая история. Все как во времена Говарда Картера и лорда Карнарвона.
Мы вышли из шатра на жару и словно попали к дьяволу в глотку.
– Но в этом уравнении разве не ты у нас лорд Карнарвон?
– Нет, если речь идет о счете в банке, – признается Уайетт. – Единственное, в чем действительно преуспели Атертоны, так это в проматывании семейного состояния.
– Тогда хорошо, что у тебя есть Дейли. – Дейли – фамилия спонсора. Поймав удивленный взгляд Уайетта, я пожимаю плечами. – У Джо длинный язык.
Увидев, что один из рабочих машет ему рукой, Уайетт переводит взгляд на мой айпад:
– Ну ладно, пора за дело.
Он исчезает среди сбившихся в кучку рабочих, рассматривающих что-то в сите. А я иду не в гробницу, а в сторону вади. В пустыне это единственное уединенное место, если вам нужен туалет. Я спускаю одолженные мне штаны, сажусь на корточки, делаю свои дела. Но когда натягиваю штаны, из кармана вываливается телефон.
Подняв телефон, я обнаруживаю, что здесь, в бескрайней пустыне, есть слабый сигнал роуминга.
Я вспоминаю, сколько раз твердила дочери, что нельзя писать сообщения за обеденным столом. И сразу представляю, как ее телефон вибрирует возле миски с пюре и стаканом с водой. И быстро печатаю:
Скоро буду дома. Люблю тебя.
Передай папе, что я скоро вернусь.
Я направлюсь обратно к гробнице, замешкавшись в тени вади. И думаю о надписи, над которой трудилась целое утро. Прощальное послание знатного человека, превратившегося в горстку пыли. И приписываю в конце сообщения:
Днем, следующим за тем, когда Уайетт меня поцеловал, была пятница. Я это точно помню, потому что в пятницу у нас обычно выходной. Дамфрис должен был везти жену в аэропорт в Каире, остальные аспиранты планировали посмотреть гробницы Эхнатона и Нефертити в Тель-эль-Амарне. В обычной ситуации я бы поехала с ними – во время сезона раскопок мы стремились использовать любую свободную минуту для знакомства с достопримечательностями Египта, – но Уайетт объявил за завтраком, что ему нужно кое-что наверстать по работе. И как бы я ни хотела увидеть Амарну, поговорить с Уайеттом хотелось еще больше. В любом случае то, что произошло вчера ночью, не должно было повториться.
Все утро Уайетт работал в одиночестве у себя. Я сидела за столом в общей комнате, силясь заполнить три пустые клетки в кроссворде, который кто-то безуспешно пытался разгадать, но, в сущности, просто тупо ждала Уайетта. Около полудня он наконец покинул свое убежище, но, обойдя стороной общую комнату, пулей вылетел во двор.
К тому моменту, как я выскочила на крыльцо Диг-Хауса, Уайетта уже и след простыл. Я пошла по ведущей к Нилу тропинке мимо посевов ячменя и конских бобов. Уайетта нигде не было. Другая тропинка вела в пустыню, к месту раскопок. Я нахмурилась – нам запрещалось в выходные дни ходить поодиночке на раскоп, – тем не менее бодро побежала в сторону дрожащего в знойном мареве песка.
Когда вдали мелькнула белая рубашка Уайетта, я уже насквозь пропотела и сто раз прокляла себя за то, что не взяла шляпу. Я позвала его по имени, но все звуки унесло ветром.
– Эй! – крикнула я, увидев, что Уайетт свернул в вади к востоку от некрополя. – Эй!
Уайетт резко повернулся. Его глаза потемнели, словно он меньше всего рассчитывал меня увидеть.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– А ты что здесь делаешь?
– Решил прогуляться. Голова что-то плохо варит.
– Неправда.
– Я, конечно, польщен, что ты такого высокого мнения о моей работоспособности, – ухмыльнулся Уайетт, – но я буквально засыпа́л над текстом. Нужно было срочно глотнуть свежего воздуха.
Лично я сомневалась в возможности глотнуть свежего воздуха в раскаленной пустыне.
– Я хочу поговорить о вчерашней ночи, – сказала я.
– А я не хочу. – Развернувшись, Уайетт продолжил идти в сторону вади.
– Я запрещаю тебе впредь ко мне прикасаться! – крикнула я ему вслед.
– Отлично! – бросил он через плечо. – Поскольку наши желания совпадают.
Я остановилась, глядя, как он углубляется в пустыню:
– Куда ты идешь?
– Все равно куда, лишь бы нам было не по пути, – ответил Уайетт, и я жутко разозлилась.
Как можно быть таким высокомерным говнюком?! Зря я беспокоилась о том, что произошло между нами вчера ночью. Я больше не позволю ему подойти ко мне и на пушечный выстрел. Чтобы подобное больше не повторилось.
Внезапно Уайетт остановился и, не вынимая рук из карманов, резко повернулся.
– Я прошу прощения за то, что позволил себе вольность тебя поцеловать, – официальным тоном произнес он. – Я могу объяснить это воздействием алкогольных паров или тем, что пребывание в гробницах разбудило мою похоть. А можно просто назвать это вопиющей ошибкой. Выбирай любое.
Мне нечем было крыть, хотя и не слишком понравилось, что меня назвали вопиющей ошибкой. Впрочем, как ни крути, именно этого признания я и добивалась.
И раз уж Уайетт покаялся, какого черта я продолжала топтаться на месте?
– Но прямо сейчас, Олив, я мучаюсь чудовищным похмельем, приправленным самоуничижением. Поэтому я бы предпочел, чтобы меня оставили в покое. Так что беги скорее домой!
