Даже самый долгоживущий представитель нашего вида проживает лишь миг человеческой истории. Как кто-то смеет причинять вред другой душе, губить чью-то жизнь или жизненный потенциал, когда наш век изначально так короток?
Этот вид понес непостижимые потери из-за ложного разделения на касты: 11 миллионов человек были убиты нацистами; три четверти миллиона американцев погибли в Гражданской войне за право порабощать людей; других ожидала медленная, мучительная смерть и нереализованный потенциал на плантациях в Индии и на Американском Юге.
Какими бы великими ни были их талант и перспективы, для мира они оказались навсегда утеряны. Каких высот достигли бы мы как вид, если бы миллионам жертв этих кастовых систем было позволено осуществить свои мечты или хотя бы выжить? Как преобразилась бы планета, если бы мнимые бенефициары были освобождены от иллюзий – ловушки их собственного разума, если бы они направили свою энергию на поиск решения общечеловеческих проблем, лекарства от рака, ликвидации голода и экзистенциальной угрозы изменения климата – а не на разделение?
* * *
В декабре 1932 года один из самых умных людей из всех когда-либо живших сошел на американскую землю с парохода со своей женой и многочисленным багажом, после того как нацисты оккупировали их родную Германию. Альберту Эйнштейну, физику и лауреату Нобелевской премии, удалось вовремя спастись от нацистов. Через месяц после отъезда Эйнштейна канцлером был назначен Гитлер.
Америка удивила Эйнштейна – он обнаружил, что попал в еще одну кастовую систему, пусть методы и категория козлов отпущения были иные, но сохранялась та же скрытая ненависть, от которой он бежал с родины.
«Самая страшная болезнь – это обращение с неграми, – писал он в 1946 году. – Каждый, кто сталкивается с положением их дел в уже зрелом возрасте, чувствует не только несправедливость, но и пренебрежение принципами отцов-основателей Соединенных Штатов, согласно которым «все люди созданы равными»
[470].
Он утверждал, что «едва мог поверить, что разумный человек может так цепко держаться за подобные предрассудки».
Он и его жена Эльза поселились в Принстоне, штат Нью-Джерси, где он стал профессором университета и воочию наблюдал за угнетением, с которым сталкивались чернокожие жители, которых отправляли в худшие части города, выделяли отдельные кинотеатры, предлагали низкоквалифицированную работу, и, по словам его друга Поля Робсона, вынуждали «прогибаться перед богатой пьянью»
[471].
Спустя несколько лет оперная певица Мэриан Андерсон, обладательница знаменитого контральто, рожденная в подчиненной касте, выступила перед переполненной толпой в театре Маккартера в Принстоне и получила восторженные похвалы в прессе за «полное владение великолепным голосом». Но гостиница «Нассау» в Принстоне отказалась дать ей комнату на ночь. Эйнштейн, узнав об этом, пригласил ее переночевать в своем доме
[472]. С тех пор она останавливалась в резиденции Эйнштейна всякий раз, когда оказывалась в городе, даже после того, как отели Принстона начали принимать клиентов афроамериканского происхождения. Они останутся друзьями до его смерти.
«Будучи евреем я, возможно, могу понять, что ощущают чернокожие, ставшие жертвами дискриминации, и посочувствовать им»
[473], – сказал он другу семьи.
Ему стало не по себе из-за американского давления на приезжих, по которому, чтобы получить признание, надо было научиться смотреть свысока на низшую касту. Он, один из самых выдающихся людей из всех когда-либо живших, отказывался смотреть свысока на людей, которые по общественной установке находились ниже его.
«Чем больше я чувствую себя американцем, тем сильнее меня мучает эта ситуация, – писал Эйнштейн. – Только открыто объявив свою позицию, я могу избавиться от ощущения соучастия в этом».
Так он и сделал. Он был сопредседателем комитета по прекращению линчевания. Он присоединился к НАСПЦН
[474]. Он выступал от имени борцов за гражданские права, прославил их дело. Некоторое время он отказывался принимать многочисленные награды, которые ему выпадали, но в 1946 году сделал исключение для Линкольнского университета в Пенсильвании, который, как исторически сложилось, был колледжем для черных. Он согласился произнести вступительную речь и получить там почетную степень.
Во время этого визита он преподавал свою теорию относительности студентам-физикам и играл с детьми чернокожих преподавателей, среди которых был сын президента университета, молодой Джулиан Бонд, который впоследствии стал борцом за гражданские права
[475].
«Разделение на расы это болезнь не цветных, – сказал Эйнштейн выпускникам в начале обучения, – а белых людей. Я не собираюсь молчать об этом»
[476].
Он стал страстным союзником людей, обреченных на существование в самом низу общества. «Он ненавидит расовые предрассудки, – писал позже У. Э. Б. Дюбуа, – потому что, будучи евреем, не понаслышке знает, что это такое»
[477].
* * *
Кастовая тирания состоит в том, что нас судят по характеристикам, которые мы не в силах изменить: химическому составу эпидермиса, форме черт лица, указателям пола и происхождения на нашем теле – поверхностным различиям, не имеющим ничего общего с тем, что мы представляем собой внутри.
Кастовой системе в Америке четыреста лет, и ее нельзя ликвидировать силами одного человека или закона, каким бы могущественным он ни был. За годы, прошедшие с эпохи гражданских прав, мы убедились, что законы, такие как Закон о правах голоса 1965 года, могут быть ослаблены, если нет коллективной воли к их сохранению.
Кастовая система сохраняется отчасти потому, что мы, каждый из нас, позволяем ей существовать – в крупных делах и мелочах, в наших повседневных действиях, в том, как мы возвышаем или унижаем, принимаем или исключаем людей на основе их физических черт. Если достаточное количество людей купится на ложь естественной иерархии, то она станет правдой, по крайней мере в их умах.
