Как ни странно, инстинктивное желание отвергнуть саму идею современной дискриминации на основе процентного содержания меланина в коже служит бессознательным признанием абсурдности концепции расы.
Это не означает несерьезности последствий этого социального конструкта, не означает, что злоупотребления не должны преследоваться по закону. Это означает, что слово «расизм» не может служить единственным термином или наиболее полезным термином для описания явлений и напряженности, с которыми мы сталкиваемся в нашу эпоху. Вместо того чтобы использовать расизм в качестве обвинения против отдельного лица, может быть, будет более конструктивным сосредоточиться на унизительных действиях, наносящих вред менее влиятельной группе, а не на том, что обычно рассматривается как точка зрения, которую легко оспорить и отрицать.
Без общепринятого определения мы можем рассматривать расизм как растяжимое понятие с широким спектром проявлений. Мы бы освободились от необходимости определять расизм конкретного человека, сосредоточившись на образе мышления, который с детства прививает общество в виде насаждающих ненависть социальных инструкций, ожидающих нас повсюду.
Каста, с другой стороны, возникла раньше понятия расы и пережила эру формального, поддерживаемого государством расизма, который долгое время существовал открыто и повсеместно. Современная версия легко отрицаемого на словах расизма может скрывать невидимую структуру, которая создает и поддерживает иерархию и неравенство. Но каста не позволяет нам игнорировать структуру. Каста и есть структура. Каста и есть неравенство. Каста – это границы, которые фиксируют место каждого человека на ступенях иерархии в зависимости от внешнего вида. Каста существует и продолжает развиваться. Она напоминает корпорацию, которая стремится выжить любой ценой. Чтобы достичь поистине эгалитарного мира, нужно смотреть глубже, чем видят глаза. Мы не можем победить картинку, иллюзию.
Каста – это предоставление уважения, статуса, почестей, внимания, привилегий, ресурсов, кредита доверия и сердечности – или отказ в них кому-либо на основе предполагаемого ранга или положения в иерархии этого лица или группы лиц. Каста дает отпор афроамериканке, которая без шуток и извинений садится во главе стола и начинает говорить по-русски. Касте угодно, чтобы американец азиатского происхождения поставил свои технологические знания на службу компании, а не стремился стать генеральным директором. Тем не менее в кастовой системе считается логичным, что шестнадцатилетний белый подросток работает управляющим магазина и руководит сотрудниками из подчиненной касты, которые могут быть в три раза старше его. Каста коварна и потому сильна, потому что существует не на ненависти и не на личных ощущениях. Это старые как мир принципы комфортной рутины и бездумных ожиданий, образцы социального порядка, которые за время своего существования стали приниматься за естественный порядок вещей.
В чем разница между расизмом и кастеизмом? Поскольку в Америке понятия касты и расы переплетаются, разделить их бывает трудно. Любое действие или ведомство, которое высмеивает, причиняет вред, подвергает уничижениям и навешивает стереотипы на основе такого социального конструкта, как раса, может считаться расизмом. Любые действия или структуры, которые стремятся ограничить, сдерживать или включить кого-то в определенный рейтинг, удержать на предписанном месте, возвышая или очерняя этого человека на основе его воспринимаемой категории, могут рассматриваться как кастеизм.
Кастеизм – это вклад в сохранение иерархии в ее изначальном виде, созданный для того, чтобы выделить свое место в рейтинге, получить его преимущество, привилегии, а также возвысить себя над другими или удерживать других ниже себя. Представителям маргинализированных каст кастеизм обеспечивает дистанцию с желающими доминировть агрессорами с той же ступени иерархии, а также возможность выслужиться и оставаться в благосклонности доминирующей касты. Все эти причины и служат основой для сохранения незыблемости кастовой системы.
В Соединенных Штатах расизм и кастеизм часто возникают одновременно, пересекаются или фигурируют в одном и том же сценарии. Кастеизм – это закрепление одних и ограничение других позиций по отношению к другим социальным слоям. С чем необычайно хорошо справляется концепция расы и ее предшественник, расизм, так это с отвлечением всеобщего внимания от основополагающего, более мощного понятия касты. Подобно гипсу на сломанной руке или роли в спектакле, кастовая система прочно удерживает всех на положенном месте.
По этой причине многие люди – и даже те, кого мы считаем хорошими и добрыми – могут оказаться сторонниками идеи касты, то есть ратовать за сохранение иерархии в ее нынешнем состоянии или довольствоваться бездействием. При этом они не будут расистами в общепринятом смысле этого слова, они не станут открыто выражать ненависть к той или иной группе действием или словом. Настоящие расисты, настоящие ненавистники, по определению, будут кастеистами, поскольку их ненависть требует, чтобы те, кого они считают ниже себя, знали и сохраняли свое место в иерархии.
Когда белый человек на распродаже просит человека с черной или смуглой кожей – такого же покупателя, отдать свитер подходящего размера или когда белый гость на вечеринке просит другого гостя, но с более темным цветом кожи, сходить принести выпивку (как произошло с Бараком Обамой в бытность его сенатором штата), это не расизм
[72]. Это кастеизм или, скорее, соблюдение кастовой системы и подчинение ее порядкам. Это автономная, бессознательная, рефлексивная реакция на ожидания от тысячи зрительных и нервных сигналов, поступающих от окружающего мира, которые привязывают людей к определенным ролям в зависимости от их внешнего вида и исторического положения, или характеристик и стереотипов, по которым они были классифицированы. Ни одна этническая или расовая категория не застрахована от постоянного напоминания о своей иерархической принадлежности, и поэтому никто не избегает ее последствий.
То, что некоторые люди называют расизмом, можно рассматривать как всего лишь одно проявление американской кастовой системы, меру того, какое значение мы ей приписываем и в какой мере ее поддерживаем, действуем в соответствии с ней и обеспечиваем ее соблюдение, часто бессознательно, в нашей повседневной жизни.
Когда мы предполагаем, что женщина не создана для руководства собранием, компанией или страной; когда мы считаем, что цветное лицо или иммигрант не могут стать представителями власти или членами определенного сообщества, не могут ходить в определенную школу да и не заслуживают этого; когда мы испытываем прилив шока и негодования, психологическую травму, чувство несправедливости и, возможно, даже стыд за свою неприязнь, увидев кого-то из маргинальной группы на работе, в машине, доме, колледже или на должности более престижной, чем мы могли ожидать; когда мы считаем, что человек преклонных лет должен играть в Парчиси, а не разрабатывать программное обеспечение, мы действуем как винтики кастовой системы, подсознательно отмечая, что кто-то посмел выйти за рамки, предписанные ему обществом. Мы реагируем, согласно встроенным в нас инструкциям о положенном каждому месте и деле, на нарушение структуры и границ, которые являются отличительными чертами касты.
