Казалось бы, обычный, даже милый, жест для этого времени года, но это был Юг времен Джима Кроу; мальчик был черным, а девочка белой. Она показала открытку отцу. До Уилли Джеймса дошли слухи, что его подарок причинил ей беспокойство. Итак, в первый день Нового 1944 года он вручил написанную от руки записку с извинениями, пытаясь объясниться: «Я знаю, что вы мало думаете о нашем типе людей, но мы не ненавидим вас, все, что мы хотим – [быть] вашими друзьями, но вы [не] позволяете нам этого, пожалуйста, не показывайте никому эту записку. Надеюсь, я не рассердил вас…» Он добавил стишок: «Мне нравится твое имя, мне нравится голос твой, о, моя дорогая, от любви потерял покой»
[138].
На следующий день отец девушки и двое других белых силой привели Уилли Джеймса и его отца на берег реки Суванни. Они связали Уилли Джеймса и приставили пистолет к его голове. Они заставили его прыгнуть с обрыва и под дулом пистолета заставили его отца смотреть, как тонет его ребенок. Находясь в плену и имея численно превосходящего соперника, отец оказался бессилен спасти своего единственного ребенка.
Мужчины признались властям, что похитили мальчика и связали его по рукам и ногам, но сказали, что в реку он прыгнул сам и пошел ко дну. Через несколько дней родители мальчика сбежали из города, чтобы спасти свою жизнь. Янг Тергуд Маршал из НАСПЦН (Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения) оповестил об инциденте губернатора Флориды, но безрезультатно. Полевой секретарь НАСПЦН Гарри Т. Мур сумел убедить родителей мальчика преодолеть страх и подписать письменные показания о том, что произошло в день убийства их сына. Местное жюри присяжных отказалось предъявить обвинение похитителям мальчика; не стала вмешиваться и федеральная прокуратура.
Никто никогда не был привлечен к ответственности и не провел ни дня в тюрьме за смерть Уилли Джеймса. Его похищение и смерть рассматривались как отстаивание кастового порядка. Таким образом, ужасы южной кастовой системы так и остались без наказания. Кастовая система, санкционированная правительством США, стала не просто южной – она распространилась на всю страну.
Столп номер четыре
Чистота против скверны
Четвертый столп касты зиждется на фундаментальной вере в чистоту господствующей касты и на страхе перед скверной со стороны касты, считающейся нижестоящей. На протяжении веков доминирующая каста шла на крайние меры, чтобы защитить свою святость от предполагаемой заразы низших каст. И Индия, и Соединенные Штаты в зените своих кастовых систем, а также недолговечный, но гнусный режим нацистов подняли одержимость чистотой до высокого, хотя и абсурдистского, искусства.
В некоторых частях Индии представители низшей касты должны были находиться на определенном расстоянии от любого представителя доминирующей касты при выходе на публику – где-то между двенадцатью и девяноста шестью шагами, в зависимости от рассматриваемых каст. Им приходилось носить колокольчики, чтобы предупреждать о своем приближении вышестоящих и не осквернять их своим присутствием
[139]. Человек из низших подкаст в регионе маратхов должен был «тащить за собой колючую ветвь, чтобы стирать следы» и падать ниц на землю, если проходил брахман, чтобы его «грязная тень не осквернила святого брахмана»
[140].
Прикосновение к чему-либо, что ранее трогал неприкасаемый, считалось скверной для высших каст. Если же катастрофы прикосновения избежать не удалось, представитель высшей касты должен был пройти обряд очищения – искупавшись в проточной воде или выполняя дыхание пранаямы в процессе медитации – чтобы очистить себя от загрязнения
[141].
В Германии нацисты запретили еврейским жителям выходить на пляжи в собственных летних домах евреев, например в Ванзее, курортном пригороде Берлина, и в общественных бассейнах в рейхе. «Они считали, что весь бассейн будет загрязнен из-за погружения в него еврейского тела»
[142], – однажды заметил Жан-Поль Сартр.
В Соединенных Штатах подчиненная каста была изолирована во всех сферах жизни, сделана неприкасаемой на американских условиях на протяжении большей части истории страны и вплоть до двадцатого века. На Юге, где томилось большинство людей из подчиненной касты, черные и белые дети учились по разным учебникам
[143]. Во Флориде книги для черных и белых детей нельзя было даже хранить вместе. Афроамериканцам было запрещено пользоваться фонтанами с питьевой водой для белых, и им приходилось пить из конских корыт в условиях знойного жаркого юга, пока им не сделали отдельные фонтанчики
[144]. В южных тюрьмах простыни для черных заключенных хранились отдельно от простыней для белых заключенных
[145]. Вся частная и общественная человеческая деятельность была разделена от рождения до смерти, от больничных палат до железнодорожных платформ и машин «Скорой помощи», катафалков и кладбищ. В магазинах чернокожим людям было запрещено примерять одежду, обувь, головные уборы или перчатки – если вообще пускали в магазин. Если чернокожий умирал в государственной больнице, «тело помещали в дальний угол морга подальше от трупов белых людей»
[146], – писал историк Бертрам Дойл в 1937 году.
