Ваше место было предопределено еще до вашего рождения. «Негр может стать локомотивным пожарным, – писал Дойл, – но никогда – инженером».
Таким образом, каста означала не просто выполнение определенного вида работы; она определяла, будет ли конкретный человек начальником или подчиненным. «Таким образом, должно быть разделение труда на две расы, и черную работу должны выполнять чернокожие, – писал Дойл, – которые должны понимать и исполнять свою роль».
Черный мужчина в 1930-х годах направлялся в гости к молодой женщине, которая ему нравилась, и на пути ему требовалось пересечь городскую площадь. Там к нему подошли какие-то белые люди и «заставили его приобрести комбинезон», заявив, что он «слишком франтовато одет для буднего дня»
[193].
Рабство установило искусственные параметры для ролей, которые должна была выполнять каждая каста, и единственная работа, выходящая за рамки плуга или кухни, которую допускала кастовая система для представителей низшей касты, – это развлечение, которое является своеобразной формой рабства в этом мире. Негры могли участвовать в шоу для удовольствия господствующей касты, таким образом закрепляя стереотипы врожденной черной низости, приземленности, основанной на животных инстинктах, а не на человеческом творчестве. Чернокожие в таком виде не могли представлять угрозы господству доминирующей касты в лидерстве и интеллекте.
Принуждение порабощенных людей к работе по команде также усиливало их подчинение. Их заставляли петь, несмотря на истощение или агонию от недавней порки, в противном случае они рисковали подвергнуться дальнейшему наказанию. Принудительное хорошее настроение также стало орудием подчинения, чтобы смягчить вину господствующей касты и еще больше унизить порабощенных. Если они счастливы в оковах, разве можно будет сказать, что с ними плохо обращаются? Веселье, даже из-под кнута, считалось необходимым подтверждением нормальности и естественности кастовой структуры, залогом согласия со своим местом в иерархии. Таким образом, они были вынуждены согласиться на унижение своего достоинства, петь и танцевать, даже когда их разлучали с супругами, детьми или родителями на торгах. «Это делалось для того, чтобы они казались веселыми и счастливыми, – писал до Гражданской войны Уильям Уэллс Браун, помощник спекулянта, чья работа заключалась в том, чтобы привести живой товар в пригодное для продажи состояние. – Я часто заставлял их танцевать, – вспоминал он, – хотя их щеки были мокры от слез»
[194].
Позже афроамериканцы обратили эстрадную роль, которую они были вынуждены исполнять, и талант, который они на ней взрастили, в выдающееся положение в сфере развлечений и в американской культуре, несоразмерное их количеству. С начала двадцатого века самые богатые афроамериканцы – от Луи Армстронга до Мухаммеда Али – традиционно были артистами и спортсменами. Даже в наши дни семнадцать из первой двадцатки – от Опры Уинфри до Jay-Z и Майкла Джордана – в рейтинге самых богатых афроамериканцев 2020 года заработали свое состояние в качестве новаторов, а затем магнатов в индустрии развлечений или в спорте.
Исторически сложилось так, что эта группа стала доминировать в мире, созданном для них, и часто достигала успеха, если только они не сталкивались лицом к лицу с представителями высшей касты, как это сделал черный боксер Джек Джонсон, когда он неожиданно нокаутировал Джеймса Джеффриса в 1910 году. Писатель Джек Лондон уговорил уже вышедшего на пенсию Джеффриса принять бой, чтобы сразиться с Джонсоном в эпоху яростной расовой ненависти, и пресса разжигала страсти, называя Джеффриса «Великой Белой Надеждой». Поражение Джеффриса Четвертого июля стало оскорблением превосходства белых и спровоцировало беспорядки по всей стране, на севере и юге, включая одиннадцать отдельных волнений в Нью-Йорке, где белые подожгли кварталы чернокожих и попытались линчевать двух чернокожих мужчин над городом, мстя за поражение. Послание заключалось в том, что даже на арене, на которую была допущена низшая каста, они должны были помнить о своем месте и оставаться на нем.
На протяжении веков обращенным в рабство людям приказывали выступать по прихоти хозяина либо для того, чтобы стать объектом издевок в домашних играх хозяина, либо для того, чтобы после утомительной работы играть на музыкальных инструментах на балах. «Слуга и шут – вот какие роли отводились неграм в их отношениях с белыми людьми»
[195], – писали антропологи У. Ллойд Уорнер и Эллисон Дэвис о кастовых отношениях, основанных на рабстве и прочно вошедших в американскую культуру.
Кастовая система находила утешение в такой карикатуре, поскольку поддерживала мифологию простой расы придворных шутов, чья веселая натура защищала их от любых истинных страданий. Изображения успокаивали совесть и оправдывали злодеяния. Таким образом, при режиме Джима Кроу, который лишь ужесточился после отмены рабства, в среде белых обрели популярность карикатуры на черных, которые изображали белые люди, вымазав лицо сажей и кривляясь. Белые продолжали заниматься этим на вечеринках, шоу талантов и празднованиях Хэллоуина и в XXI веке.
В то же время чернокожие артисты уже давно получают роли, которые соответствуют кастовым стереотипам, и ограничиваются ими. Хэтти Макдэниел, первая афроамериканка, получившая премию «Оскар», получила высокую оценку за роль Мамми, заботливой и начисто лишенной сексуальности противоположности женскому идеалу Скарлетт О’Хара, в фильме 1939 года «Унесенные ветром». Персонаж Мамми был более предан своей белой семье, чем своей собственной, желая сражаться с черными солдатами, чтобы защитить своего белого владельца.
Этот образ стал успокаивающим элементом в фильмах, изображающих рабство, но это был далекий от исторических реалий плод кастового воображения. В условиях рабства большинство чернокожих женщин были худыми, даже изможденными из-за скудости ежедневного рациона, и мало кто из них работал в доме, поскольку больше ценился их труд на полях. Тем не менее пухлая и веселая рабыня или служанка были более интересным образом в глазах представителей доминирующей касты, и Макдэниэл, равно как и другие черные актрисы той эпохи, понимала, что это единственная роль, какую она может получить
[196]. Поскольку многие из этих женщин выросли на Севере или Западе, они мало знали южный негритянский говор, который требовался в сценариях, и им приходилось учиться говорить в преувеличенной, а иногда и в фарсовой манере, которая в представлении голливудских режиссеров считалась типичной для черного населения.
