Американская кастовая система, которая почти с самого начала поддерживала этот класс белых рабочих, «вбила такой клин между черными и белыми рабочими, что, вероятно, сегодня в мире практически нет двух групп рабочих с одинаковыми интересами», поскольку их настолько обособляют друг от друга, «что они не видят с другой группой ничего общего», – написал Дюбуа.
Эта неуверенность уходит корнями в прошлое. В 1832 году рабовладелец из Виргинии заметил, что бедных белых «мало что может утешить в их бедственном положении, кроме цвета лица, определяющего их принадлежность к белой касте»
[257]. Когда иерархия строится вокруг потребностей группы, к которой человек принадлежит с рождения, у него может сложиться искаженное восприятие своего места в мире – например может появиться иллюзия, что один человек от природы превосходит других хотя бы потому, что из-за частого упоминания он стал воспринимать данное высказывание как аксиому.
«Никто не мог отнять у вас эту белизну, которая делала вас и ваш образ жизни «привилегированным», – писала Лилиан Смит. – Они могли забрать ваш дом, вашу работу, ваши развлечения; они могли присвоить вашу зарплату, помешать вам получить знания; они могли обложить налогом ваш голос или обмануть вас: они могли, загоняя вас в стресс, сделать вас импотентом, но они не могли снять с вас вашу белую кожу. Она стала самым драгоценным достоянием бедных белых, «оберегом», предотвращающим полное исчезновение вашей личности»
[258].
Учитывая, что иерархия была разработана в интересах создавшей ее касты, «основные ограничения на брак, занятия и общественные собрания разделяют две группы на две самовоспроизводящиеся касты таким образом, что белой группе гарантированы более высокие привилегии и более широкие возможности», – писали антропологи У. Ллойд Уорнер и Эллисон Дэвис о биполярной кастовой системе, воплощением которой является Юг эпохи Джима Кроу. Это ставит доминирующую касту «в более выигрышную в плане психологической безопасности позицию… за счет категорически определенного превосходства их статуса»
[259].
Ситуация начала меняться в 1960-х годах, когда законодательство о гражданских правах открыло рынки труда для женщин всех рас, иммигрантов из-за пределов Европы и афроамериканцев, чьи горячие протесты помогли открыть двери для всех этих групп. Новые люди восполнили дефицит трудовых ресурсов как раз в тот момент, когда производство находилось в упадке, и теперь каждый рабочий столкнулся с возросшей конкуренцией.
«За несколько жестоких лет, – писал в 1960-х годах обозреватель «Нью-Йорк таймс» Рассел Бейкер о белом англосаксонском протестанте, – он увидел, что его комфортное положение «исключительного» человека американского общества стало социальной обузой, поскольку бывшие изгои и эксплуатируемые наверстывали упущенное за годы угнетения»
[260].
Некоторым людям из групп, которые считались низшими по своей природе, удалось достичь определенных высот, некоторые поднялись до уровня людей в доминирующей касте, и один из них в 2008 году добился самого высокого положения в стране. Это заставило некоторых белых американцев, особенно с низким уровнем образования и слабым материальным положением, задуматься о том, может ли утратить ценность такая характеристика, как цвет кожи и приписываемая им раса.
Подчиненная каста существовала испокон веков, и каждый человек имел представление о том, что это за каста, и знал свое положение относительно нее. «[Негр] всегда был той категорией, свое превосходство над которой надо было доказывать, – писала Лилиан Смит о дилемме белого рабочего класса, – а ты не мог доказать свое превосходство, нет, никак не мог». Все эти убеждения и предположения внесли свой вклад в «коллективное безумие, а оно питается полуложью, неправдой и страхом»
[261].
Представители доминирующей касты, которых обогнали те, кого они причисляли к низшим, должны были столкнуться с эпическим экзистенциальным кризисом. Положение на одной ступеньке с теми, кого считаешь представителем более низшей касты, воспринимается как понижение собственного статуса. Если в условиях кастовой системы случается такая редкость, как продвижение человека с более низшей ступени, представителями выше расположенных ступеней это воспринимается как собственное падение. Возвышение других равносильно понижению в должности, поэтому борьба за равенство оборачивается понижением статуса.
Если представителю низшей касты удается действительно возвыситься над представителем высшей касты, естественная реакция человека, лишенного врожденного превосходства его касты, – это осознание угрозы самому своему существованию, повышенное чувство беспокойства, замещения, страха за само выживание. «Если то, во что я верил, – неправда, тогда, возможно, я не тот, кем все это время себя считал?» И это неудовлетворенность не только экономического плана – она затрагивает духовные, психологические, эмоциональные уровни. Кто ты, если не можешь быть лучше другого?
«Это великая ложь, на которой заложена их личность»
[262], – сказал доктор Сушрут Джадхав, известный индийский психиатр из Лондона, специализирующийся на влиянии кастовой принадлежности на психическое здоровье.
Таким образом, кастовая система делает невольниками положения всех, кто находится в ней. Подобно тому как допущения о неполноценности давят на тех, кто приписан к низу кастовой системы, допущения о превосходстве могут обременять тех, кто находится наверху, неустойчивыми ожиданиями необходимости быть на несколько ступеней выше, всегда руководить и находиться в центре событий, наступать на горло тем, кто может опередить их, возмущаться мыслью о том, что недостойные низшие касты перескакивают через черту и опережают тех, кто рожден для лидерства.
«Вся его жизнь – это одна тревожная попытка сохранить свою касту, – писал лидер далитов Бхимрао Амбедкар из доминирующей касты. – Каста – его драгоценное достояние, которое он должен спасти любой ценой»
[263].
Когда люди достаточно долго живут с предположениями, передаваемыми из поколения в поколение как неопровержимый факт, они начинают принимать эти предположения за законы природы и даже не подумают усомниться в них. Они, эти законы, так же верны и ничем не примечательны, как вода, текущая в реках, или воздух, которым мы дышим. В изначальной кастовой системе Индии непоколебимая вера в право рождения укоренилась в сознании высшей касты и «сидит там и по сей день без какой-либо поддержки, – писал Амбедкар, – поскольку им, как водорослям на поверхности пруда, и не нужна иная опора, кроме веры»
[264].
