Тревоги наименее обеспеченных представителей доминирующей касты мало чем отличаются от тревог первенца, которого родители видят продолжателем семейного дела. У него может не быть ни таланта, ни интереса к этому делу, но он чувствует себя связанным долгом, берет бразды правления в свои руки, даже если младший брат или сестра лучше разбираются в числах и больше заинтересованы в ведении бизнеса, но в условиях семейной иерархии не могут получить заветное место – они родились позже и наследниками не являются. Подобный расклад порождает не всегда оправдывающиеся ожидания в культуре, которая заявлена эгалитарной, но по сути создана в интересах группы людей, которые будут доминировать по праву рождения.
Обычаи и закон так долго разделяли белый рабочий и средний классы, что большинство из них не смогли бы разглядеть сдерживающие факторы, мешающие менее благополучным слоям американского общества добиться успеха. Невидимая рука правительства вмешивалась в жизни белых граждан и не позволяла объективно воспринять положение других групп населения, сея семена раздора и соперничества. Многие, возможно, не осознавали, что реформы Нового курса 1930-х годов, такие как Закон о социальном обеспечении 1935 года (обеспечение страхования по старости) и Закон Вагнера (защита рабочих от злоупотреблений на рабочем месте), по настоянию белых политиков с юга не касались большинства чернокожих рабочих, занятых в ведении домашнего и сельского хозяйства.
Чтобы еще больше увеличить пропасть, было создано Федеральное жилищное управление, в задачу которого входило упрощение процедуры обретения жилья для белых семей за счет выдачи ипотечных кредитов в белых кварталах – эта программа была направлена против желающих покупать дома афроамериканцев за счет отказа в ипотеке в любом районе проживания чернокожих. Данная практика, прозванная красной линией, поощряла или даже требовала ограничительных соглашений, по которым черным гражданам запрещалось покупать дома в белых кварталах.
Эта и другие правительственные программы предоставили родителям, бабушкам и дедушкам, а также прадедушкам и прадедам сегодняшних белых американцев страховочную сетку и поддержку, лишив прародителей афроамериканцев подобных гарантий занятости и подобных же шансов заработать капитал и приумножить благосостояние.
Эти правительственные программы для господствующей касты действовали при жизни многих современных американцев. Для афроамериканцев подобные программы были открыты лишь в конце 1960-х годов, и только на волне выступлений за гражданские права. Более свежие формы санкционированной государством дискриминации, наряду с существовавшим на протяжении поколений отказом невольникам в заработной плате, привели к разрыву в уровне благосостояния, при котором белые семьи в настоящее время в десять раз более финансово обеспечены, чем семьи чернокожие. Если вы не черный и «если вы или ваши родители жили в 1960-х годах и получили ипотечный кредит, – писал Бен Матис-Лилли в Slate, – вы получили от дискриминации прямую и материальную выгоду»
[265].
Сам механизм, на котором многие белые американцы имели возможность строить свою жизнь и увеличить благосостояние, был недоступен афроамериканцам, которых всего одно-два поколения отделяли от эпохи рабства и апартеида Джима Кроу. Тяжкое бремя обеспеченных последними двумя обстоятельствами ограничений столь долго лежало на плечах чернокожего населения, что для достижения жизненного успеха работать и экономить им приходилось гораздо больше, чем их соотечественникам-американцам.
Вместо того чтобы поощрять лучшее понимание, как возникли эти различия или рамки, пробуждать сострадание к соотечественникам-американцам, политический дискурс обычно укреплял преобладающие стереотипы о ленивой низшей группе, получающей незаслуженные пособия, тем самым укрепляя несправедливые формальные барьеры и пуще прежнего разжигая досаду в сердцах белых горожан из рабочего класса. Подчиненная каста не имела никакого доступа к «триллионам долларов, накопленным за счет повышения стоимости жилищных активов, обеспеченных федерально застрахованными ссудами в период с 1932 по 1962 год», основного источника современного богатства, писал социолог Джордж Липсиц. «Тем не менее те самые люди, которые извлекают выгоду из их эксплуатации и угнетения, изображают их как особо привилегированных бенефициаров»
[266].
Когда рабочие места, собственное жилье и школьное образование наконец стали доступны для подчиненной касты, многие белые из рабочего и среднего класса начали ощущать, что их положение ухудшается, и признавались, что их расизм в сторону афроамериканцев увеличился
[267]. При этом они оказались неспособны разглядеть, что неравенство никуда не делось и сохраняется в пользу их группы.
Бессознательная предвзятость: мутация в программном обеспечении
К концу двадцатого века социологи нашли новые способы измерения того явления, что из открытого расизма трансформировалось в скрыто бурлящие противоречия, которые социологи назвали бессознательной предвзятостью. Это был не ожесточенный, оскорбительный расизм, известный до эпохи гражданских прав, а скорее дискриминационное поведение, основанное на подсознательных предубеждениях людей, которые исповедовали равенство и верили в него.
Исследователи обнаружили, что к зрелому возрасту большинство американцев познакомились с культурой, несущей немалый информационный груз об афроамериканцах и других маргинализированных группах. До 80 процентов белых американцев бессознательно предвзято относятся к чернокожим американцам, причем предубеждения настолько автоматические, что начинают действовать, по словам социолога из Гарварда Дэвида Р. Уильямса, еще до того, как человек успевает их обработать
[268]. Подобные суждения настолько распространены в американском обществе, что треть чернокожих американцев придерживаются античерных предубеждений против самих себя.
«Все группы расовых этнических меньшинств являются объектами более негативных стереотипов, чем белые, – сказал Уильямс. – Хуже всего смотрят на черных, затем на латиноамериканцев, к которым относятся вдвое отрицательнее, чем к азиатам. Есть иерархия рангов».
Человек какого типа склонен к такой бессознательной предвзятости? «Это замечательный человек, – сказал Уильямс, – который сочувствует плохим вещам, которые произошли в прошлом. Но этот человек все еще американец, и его питали более широкие стереотипы о черных, которые глубоко укоренились в культуре этого общества. Таким образом, несмотря на отсутствие явных расовых предрассудков, такие люди, тем не менее, придерживаются скрытых предубеждений, глубоко укоренившихся в их подсознании. У них есть все эти негативные образы афроамериканцев, поэтому, встречая афроамериканца, пусть они сознательно не испытывают предубеждений, скрытые предубеждения, тем не менее, влияют на их поведение. Это дискриминационное поведение активируется быстрее и без усилий, чем сознательная дискриминация, быстрее, чем открытое заявление о дискриминации в адрес конкретного человека».
