В октябре 2008 года, за несколько недель до выборов, в почтовые ящики миллионов американских домохозяйств пришли конверты, почтовые отправления, которые неожиданно для авторов стали пропагандистскими листовками в пользу демократической партии: ежеквартальные отчеты 401(k), которые показали потери целых 40 процентов сбережений людей за последний год при президенте-республиканце. К тому ноябрю около 12 миллионов домовладельцев задолжали по своим ипотечным кредитам больше, чем стоили их дома в период, который сейчас называют Великой рецессией, одним из худших экономических спадов со времен Великой депрессии
[391].
Люди из доминирующей касты, которые, возможно, сначала не могли рискнуть довериться кандидату афроамериканского происхождения, смотрели на огромные потери, которым не было видно конца. Надежда стала мантрой Обамы в те времена, когда он в ней остро нуждался. Рекордная волна людей из низших и средних каст, людей, которые преисполнились гордости и чьи голоса теперь казались миссией, вышла за него и вместе с достаточным количеством избирателей из доминирующей касты, преисполнившихся доверием к Обаме, открыла ему двери Белого дома. Мир ликовал – Норвежский комитет присудил ему Нобелевскую премию мира спустя всего несколько месяцев после инаугурации. «Лишь очень редко человек в такой степени, как это удалось Обаме, привлекает внимание всего мира, – заявил Нобелевский комитет, – и дает народу надежду на лучшее будущее».
На протяжении всей американской истории мысль о чернокожем человеке в Овальном кабинете была практически немыслимой. Но с позиции касты, не учитывающей его личных качеств, его уникальная история происхождения была наиболее приемлемой из возможных. Он вырос на Гавайях, в семье иммигранта из Кении и белой женщины из Канзаса, и был свободен от тягот рабства, Джима Кроу и тяжелого быта обычных афроамериканцев. Его история не вызвала немедленных волнений в доминирующей касте, в отличие от обычных чернокожих людей, которые, если вы достаточно долго копаетесь в корнях их генеалогических древ, окажутся потомками издольщиков, обманутых при поселении, или предков которых не пускали за черту оседлости. Для этих людей акты несправедливости были не рассказом со стороны, а частью собственной жизни или жизни их предков.
Скорее всего, именно подробности его происхождения освободили людей из доминирующей касты от необходимости думать о мрачных эпизодах американской истории. Они могли воспринимать его с любопытством и удивлением и даже считать его частью своего общества при желании. Возможно, они могли бы почувствовать связь с его матерью и матерью его матери, которая трагически умерла незадолго до дня выборов. Обе женщины принадлежали к господствующей касте и даже представить себе не могли, каких он достигнет высот. Сенатор от штата Делавэр, тем не менее, с некоторой неловкостью говорил за ряд других членов правящего большинства. «У нас имеется первосортный афроамериканец, с хорошо подвешенным языком и просто рубаха-парень, – сказал Джо Байден. – Это же настоящая находка, чуваки»
[392].
После выборов белые американцы в обеих партиях превозносили прогресс, достигнутый страной в прошлом поколении, с облегчением отметив, что расизм ушел в прошлое. «Ради всего святого, у нас есть черный президент», – говорили они, например. Однако факты таковы, что большинство представителей доминирующей касты так и не смогли принять такое развитие событий. Большинство белых избирателей не поддержали его ни в одном из его президентских предложений. У него была звездная власть и умение обращаться с детьми и пенсионерами, но каким бы утонченным и вдохновляющим, красноречивым и примирительным он ни был, победа Обамы произошла не потому, что большинство избирателей из доминирующей касты отбросили вдруг свои предубеждения и поголовно прониклось к нему любовью. Как и другие недавние демократы, баллотирующиеся в президенты, он победил вопреки воле большей части белого электората.
Даже провозгласив новый пострасовый мир, большинство белых американцев воздержались от голосования за первого чернокожего президента страны. По оценкам, 43 процента проголосовали за него в 2008 году. Таким образом, солидное большинство белых американцев – почти трое из каждых пяти белых избирателей – не поддержали его на его первых выборах, еще меньше – всего 39 процентов – проголосовали за него в 2012 году
[393]. В некогда конфедеративном штате Миссисипи только каждый десятый белый избиратель нажал на рычаг в пользу Обамы. Большую часть своего президентства он пытался расположить к себе людей, которые не хотели видеть его в Овальном кабинете, и некоторых, кто возмущался самим его существованием.
Тень Гражданской войны, как мерило неизменной роли кастовых интересов в американской политике, казалось, нависла над выборами 2008 года. Оказалось, что Обама победил во всех тех штатах, что выбрали Авраама Линкольна в 1860 году, на выборах с почти полностью белым электоратом, но которые стали выражением эгалитарных настроений касательно будущего Республики и рабовладения. «Таким образом, культурные различия Гражданской войны по расовому признаку, – писал политолог Патрик Фишер из Университета Сетон-Холла, – все еще можно считать влияющими на американскую политическую культуру полтора столетия спустя»
[394].
Линдон Б. Джонсон, подписав Закон о гражданских правах 1964 года, как говорят, предсказал, что демократы потеряют Юг на целое поколение за то, что отстаивали гражданские права афроамериканцев. Это пророчество оказалось верным по сути, но в реальной жизни все вышло гораздо масштабнее. Демократы потеряют больше, чем просто Юг, и гораздо дольше, чем на одно поколение. С этого момента взгляды белых американцев тем дальше смещались в сторону правых республиканских, чем более эгалитарную политику проводило государство.
За более чем полвека, прошедшего с того пророчества 1964 года, ни один демократ, баллотирующийся в президенты, никогда не получал большинства голосов белых. Линдон Джонсон был последним демократом, победившим на президентских выборах с большинством белого электората
[395]. С тех пор демократом, привлекшим наибольший процент белых избирателей – 48 процентов, – был южанин Джимми Картер в 1976 году. Только три демократа прошли в Овальный кабинет со времен Джонсона и эпохи гражданских прав – Картер, Обама и Билл Клинтон, который победил с 39 процентами голосов белых в 1992 году и 44 процентами в 1996 году.
