Поскольку белые отошли от демократов и привыкли побеждать на президентских выборах благодаря своей численности, исход выборов 2008 года рассматривался не просто как поражение Джона Маккейна, но, возможно, и поражение самого исторического правящего большинства, «вызов абсолюту доминирования белых», – написал политолог Эшли Джардина из Университета Дьюка, специализирующийся на поведении белого электората.
В сочетании с прогнозами переписи населения о том, что к 2042 году белые перестанут быть большинством, победа Обамы свидетельствовала, что белое большинство может ожидать не совсем определенное, но все еще немыслимое ослабление власти над судьбой Соединенных Штатов и над будущим их самих и их детей, а также над их суверенным местом в мире. «Символизм выборов Обамы состоял в глубоком проигрыше статуса белых», – писал Джардина
[396].
Ранее над этим не приходилось задумываться никому из доминирующей касты или, если уж на то пошло, любой другой группы в стране. Это значило, что люди, которые всегда были первыми, теперь должны были учитывать потенциальную потерю своей центральной роли. Для многих «способность чернокожего человека вытеснить расовую кастовую систему, – писала политолог Андра Гиллеспи из Университета Эмори, – стала проявлением кошмара, которому необходимо было противостоять»
[397].
Это чувство страха и потери, каким бы отдаленным оно ни было, «выдвинуло на первый план для многих белых, – писал Джардина, – чувство общности, привязанности и солидарности со своей расовой группой», чувство необходимости объединиться для защиты своего места в иерархии.
Кастовая система начала действовать против этой угрозы существовавшему ранее порядку. «Единственное, чего мы хотим достичь, – заявил лидер сенатского большинства Митч Макконнелл, республиканец от штата Кентукки, накануне промежуточных выборов в 2010 году, – это президентства Барака Обамы не более чем на один срок»
[398].
Оппозиционной партии не удастся лишить его второго срока, но она будет препятствовать практически каждому сделанному им предложению и заставит его прибегнуть к исполнительным указам для достижения своих целей. В течение девяти месяцев после своей инаугурации президент выступал на совместном заседании Конгресса по своему плану здравоохранения, когда некий хеклер прервал обычно степенное серьезное мероприятие, практически ритуал, выкрикнув: «Ты лжешь!» Вспышка гнева исходила от конгрессмена-республиканца из Южной Каролины Джо Уилсона. Это поведение было сочтено настолько неуместным, что Палата представителей приняла резолюцию неодобрения в отношении Уилсона и сенатора. Джон Маккейн, республиканец, проигравший Обаме в 2008 году, заявил, что «для подобного нет места ни в этой, ни в какой другой обстановке»
[399].
В начале 2012 года «Борт номер один» приземлился недалеко от Финикса – президент решил наведаться с визитом на завод-изготовитель в Аризоне, рядовое событие в начале года выборов для президента, который намерен баллотироваться на второй срок. Там, на летном поле, президента ожидала Йен Брюэр, губернатор штата от Республиканской партии. Атмосфера встречи быстро стала слишком напряженной для такого формального момента. Когда ветер зашуршал по асфальту, губернатор, блондинка хрупкого телосложения, вручила президенту конверт, при этом взглянув на него строго и взволнованно. Она тыкала пальцем в лидера свободного мира в нескольких дюймах от его носа, ее рот раскрылся в крике, как у директора, отчитывающего ребенка, которому грозит наказание. На фотографии той встречи у президента спокойное и терпеливое, хотя и несколько ошеломленное выражение лица, характерное для человека, которому тычут в лицо пальцем и говорят: «Да, и еще кое-что…»
[400]. В ряде стран и при предыдущих президентах подобное поведение рассматривалось бы как акт агрессии, угроза главе государства нации, проявление глубокого неуважения, если бы вообще имело место.
Фотография станет одной из иллюстраций противостояния и негодования, с которыми столкнется президент Обама при исполнении служебных обязанностей. Если смотреть с позиции «кто кого отчитывает», можно и упустить разницу в достижениях этих двух людей. В то время как президент был выпускником Колумбийского и Гарвардского юридического факультета и совершил методичный марш от сенатора штата к сенатору США и Овальному кабинету, женщина, отважившаяся махать ему пальцем перед лицом, имела сертификат о специальности техника-радиолога и попала в губернаторский особняк закономерным образом, поскольку ранее была секретарем штата
[401]. Теперь она была одним из пятидесяти губернаторов, в то время как ему достался высший пост в стране, гарантирующий влияние на судьбу всего мира.
Но губернатор Брюэр была из доминирующей касты, ее статус по рождению считался по своей сути выше его статуса, и она не удержалась от жеста, который выглядел так, будто она ставила на место человека из подчиненной касты, невзирая на его положение. Разногласия на летном поле, по-видимому, возникли из-за отрывка в написанной ею книге, который она посвятила встрече между ними, имевшей место несколько лет назад, и описание которой он счел неточным. В нем она жаловалась, что он «думал, что может читать мне лекции, а я буду учиться, сидя на его коленке»
[402]. Конверт, который она передала ему, был приглашением увидеть границу Аризоны с Мексикой, при том что у них разные взгляды на безопасность границ.
