– Я не знаю лейдфарского.
– Он называется «Предназначение». Нас несет по волнам «Предназначение».
И таинственно-молчаливый лунный Волк заливисто смеется.
Глава 9. Из глубины
Когда ты впервые сбросила волосы с балкона, я испугалась.
Нет, я еще не понимала, почему матушка заперла тебя именно на вершине башни, не думала об особенностях твоего дара и не знала, что для чародейства тебе нужно коснуться земли хотя бы кончиком пальца.
Или кончиком косы.
Твои волосы, протянувшиеся вдоль черной каменной кладки, как никогда яркие и живые, казались золотистыми змеями, ползущими по выжженному полю.
В тот день до соприкосновения с землей им не хватило ладони.
Сегодня, говорят, от них не скрыться даже в сотне верст от твоего дворца.
Трюм становится нашей каютой как-то незаметно и без лишних обсуждений.
Недовольны этим только Принц и Кайо.
Последнего я по-прежнему скрываю от команды и не выпускаю полетать даже ночью – не хочу, чтобы матросы болтали о том, кто я и что я. Три дня – недолгий срок для птицы, несколько месяцев путешествовавшей в мешке.
Кайо все понимает и послушно прячется, когда в трюм спускается долговязый боцман с очередной проверкой, не покусились ли мы на драгоценный груз. И все же с его уходом моя тьма снова начинает вредничать и возмущенно клекотать, точно курица, чем немало забавляет Искру.
Что касается его высочества… Подозреваю, его попросту терзает морская болезнь, которую Принц маскирует скверным настроением и необоснованными придирками ко всему и вся. Этим утром он о чем-то поспорил с Охотником, да так, что тот уже несколько часов не расслабляет сдвинутых бровей, а теперь вот нацелился на меня.
Ему отчего-то до крайности интересно, о чем мы ночью говорили с Волком и почему тот так громко смеялся.
Ответ «да так…» не принимается.
– Юность… ревность, – бормочет Искра, раскачиваясь в гамаке.
Мы обе делаем вид, что вчерашней беседы не было.
– Глупости, – отмахиваюсь я. – Принц просто не в духе.
– А Ведьма слишком хорошо проводит время, – парирует тот, успокаивающе поглаживая перья Кайо, с которым они на удивление быстро нашли общий язык.
Я не сразу понимаю, что в трюме повисла тишина.
– Принц? – наконец переспрашивает Искра, неловко приподнявшись на локтях.
– Ведьма? – вторит ей Охотник из облюбованного угла под лестницей.
– О, это мы просто дали друг другу милые домашние прозвища, – отзывается его высочество. – Я – Принц, она – Ведьма. Каждому по способностям, так сказать.
Забавно. Я и не заметила, что при них мы умудрялись никак друг к другу не обращаться.
– Вот скажи, Охотник, – продолжает он, – какие у Ведьмы волосы?
– Можешь спросить у меня самой.
– И ты ответишь правду?
– Конечно, – уверяю я и тут же вру: – Рыжие.
– А глаза? – не унимается Принц.
Я снова вру:
– Зеленые.
– Какая-то ты ненастоящая ведьма, – делает он странный вывод.
– Почему? Во всех сказках ведьмы как раз рыжие и зеленоглазые.
Я стараюсь не смотреть на рыжую и зеленоглазую Искру.
– Вот именно что в сказках. Или ты веришь, что каждое слово в них – истина?
– Я верю, что ты пытаешься загнать меня в какую-то ловушку, поэтому перестаю отвечать на глупые вопросы.
Принц встает, и Кайо тут же вспархивает ему на плечо и гордо выпячивает угольную грудь, будто на трон уселся. Они сейчас даже чем-то похожи, что странно – тьма-то моя.
– Хорошо, тогда просто слушай, есть у меня для тебя одна сказка, – говорит Принц, расхаживая от стены к стене. – Вчера моряки рассказали, а уж они где только не побывали и всякого навидались. И когда на борт ступил Волк, все сразу вспомнили… даже не сказку – легенду об арьёнском огневике и трех девах.
Я фыркаю, но его это не останавливает.
– Были они сестрами, похожими как три капли воды, русоволосыми и сероглазыми да с кожей нежной, розовой, как у…
– Поросят, – услужливо подсказывает Искра.
– Да, вроде того, – не замечает издевки Принц. – И все три отказали огневику, и спряталась каждая от его гнева в своем домике, но ни одну это не спасло. Первая жила в хижине из соломы…
– Какая глупость! – возмущается Охотник, кажется, всерьез увлекшийся историей. – Огневик же сожжет солому за мгновение!
– Так и случилось. Правда, деве удалось выбраться и скрыться в домике второй сестры, сплетенном из прутьев.
– Но ведь прутья тоже легко горят!
Я едва сдерживаю смех, глядя на одухотворенное лицо Принца и встревоженное – Охотника. Искра отворачивается, но, судя по трясущимся плечам, ее тоже распирает от хохота.
Или от страха за незадачливых тройняшек, во что лично мне не верится.
– Щелкнул огневик пальцами – и домик из прутьев тоже занялся пламенем, а девы, растрепанные и обожженные, побежали к третьей сестре…
– Ну хоть этой хватило ума прятаться в нормальном доме? – с улыбкой уточняю я.
– Дом ее, крепкий, нерушимый, был сложен из камня, – повышает голос Принц, и Охотник облегченно вздыхает.
Зря. Нам же с самого начала сообщили, что девицы не спаслись, так что, очевидно, сейчас все трое и помрут.
Бьюсь об заклад, подвох в том, что дверь-то у дома деревянная… Я даже подаюсь вперед и закусываю губу в нетерпении – угадала или нет?
– Долго бродил вокруг дома огневик, море силы выплеснул, но упрямый камень так и не поддался пламени. – Принц на секунду умолкает и хитро улыбается. – Зато трава вокруг занялась, да деревья, да ставни резные. И пока они дымились, сестры медленно задыхались в каменной ловушке. Конец.
Я разочарованно откидываюсь на стену. И это всё? На Охотнике лица нет, будто он лично должен был спасти тройняшек, но не смог. Искра тоже выглядит расстроенной.
– И в чем мораль? – спрашивает она.
– Не связывайся с арьёнскими огневиками, – отвечает… не Принц.
Я поднимаю глаза на Волка – точнее, на его голову, торчащую из люка. Тени не дают оценить реакцию огневика на сказку, впрочем, боюсь, и на свету я бы с этой задачей не справилась. Но голос вроде бы звучит спокойно. Даже весело.
