А я остаюсь внизу, до боли впиваясь пальцами в изъеденные морем перила и вглядываясь в ночь.
Остров где-то там. Совсем рядом. Надеюсь, он подарит мне хотя бы один ответ.
Тревогу я чувствую не сразу. Сначала усиливается ветер, взъерошивая мне волосы и бросая на глаза темные пряди, словно стремясь перекрыть обзор. Затем море, вздыбив волны, словно зверь шерсть, бросается на корабль и пытается сбить его с курса. Оттолкнуть от цели.
Когда разгорается шторм – на сей раз настоящий, с набежавшими тучами, ливнем и сверкающими молниями, – я так и стою у левого борта, крепко держась за перила. Лучше бы отойти, но кажется, если только на секунду расслаблю пальцы – сразу же попаду в холодные объятия моря.
Я слышу крики. На палубу высыпают матросы, выскакивают изо всех щелей, точно пчелы из потревоженного улья, и суматошно, но поразительно слаженно носятся от одного узла к другому. Снова поднимаются и складываются паруса. Я пригибаюсь, прячась от непогоды за фальшбортом
[7], и рядом опускается на колени насквозь промокший Принц.
– Нам пора.
– Что?! – Я силюсь рассмотреть его лицо сквозь потоки воды, и, похоже, он вполне серьезен. – Кэп уже надраивает сходни?
Принц поправляет повязку – потяжелевшая ткань так и норовит сползти вниз.
– Нет, но готов пожертвовать нам последнюю шлюпку, не сорванную кракеном.
Да. Я тоже помню, что одна хлипкая лодчонка после битвы каким-то чудом удержалась в веревочной люльке, но если капитан думает, будто она нам чем-то поможет в такой шторм, то он безумен.
– Ты ведь шутишь? – говорю я, оглядываясь вокруг. – Он обещал доставить нас на остров!
– Он и доставил. Ближе не подойти. – Принц протягивает руку, находит на ощупь и сжимает мое плечо. – Погода испортилась не просто так. Это все остров. Защищается.
– Страж проснулся, хвостом махать! – раздается над нами крик капитана, и я вскидываю голову.
Он стоит совсем рядом: ноги широко расставлены, руки в боки, с полей шляпы ручьями стекает вода. Корабль кренится то в одну, то в другую сторону, и капитан легко подстраивается под этот ритм, ни на мгновение не теряя равновесия.
– Везет еще, мы в охвостье шторма! – снова кричит он. – В брюхо не лезть, дальше вы сами!
– Это безумие! – Я вскакиваю, судорожно цепляясь за перила, и вечерняя похлебка тут же подкатывает к горлу. – Эту вашу лодку в щепки разнесет!
– Значит, без нее идти, – отвечает капитан.
Я готова еще повоевать, но Принц встает, кладет руку поверх моей, вцепившейся в мокрое дерево, сжимает пальцы – и я захлопываю рот, уже полный морской и дождевой воды. И только теперь замечаю на его плече мой мешок. Очевидно, ход обратно в трюм закрыт, и если не сядем в шлюпку, нас просто вышвырнут за борт.
Собственно, и вышвыривают – заставляют спускаться по веревочной лестнице, которую так мотает из стороны в сторону, что я пару раз соскальзываю и обжигаю ладони. А когда ноги касаются дна лодки, едва успеваю присесть и вцепиться в скамью.
Принцу не легче, хотя он идет вторым, и внизу я помогаю ему не промахнуться мимо цели.
Наконец мы сидим в крохотной по сравнению с кораблем посудине, раскачиваемся на ветру и тщетно пытаемся вычерпать успевшую набраться в шлюпку воду. А наверху темные силуэты матросов спиливают веревки.
– Верная смерть, – шепчу я, но Принц слышит.
Или думает о том же.
– Выживем, – заверяет он, а затем мы срываемся в пропасть.
Последнее, о чем я думаю, прежде чем вылететь из треклятой лодки и с головой погрузиться во мрак и холод бушующего моря: благо Охотник за нами не увязался.
Может, хоть он тебя остановит, если мы с Принцем не выплывем.
Часть II. Отверженные
Глава 11. Иди через лес
Отверженным может стать любой, кто не найдет своего места среди людей, говорила матушка. Мол, мы сами изгоняем всякого, кто на нас не похож, а потом дивимся его враждебности.
Я долго думала, что мы тоже отверженные, раз живем в лесу. И винила в этом тебя.
Боль в щеке такая, будто ее пропороло насквозь, и кажется, я могу языком изнутри нащупать сделавшее это острое лезвие.
Со стоном переворачиваюсь на спину, поднимаю вялую руку и осторожно касаюсь лица… Раны нет, только мелкие камешки, что намертво впились в кожу. Видимо, я слишком долго лежала на боку. Стряхиваю, отдираю это крошево, затем вынимаю щепки из окровавленных и обожженных ладоней – я до последнего цеплялась за обломки лодки, лишь бы касаться хоть чего-то твердого и знакомого в этом убийственном водовороте.
Одна пережеванная морем дощечка все еще лежит рядом, и когда я с трудом встаю, отряхиваюсь и делаю шаг в сторону, требуются все силы, чтобы не прихватить ее с собой.
Берег залит лунным светом, таким ярким, что от солнечного его отличают лишь холодные серебристые отблески. Огромный голубой шар висит так низко, точно вот-вот окунется в воду. Волны мирно и лениво накатывают на гальку, ветер едва шевелит волосы, корабля на горизонте не видно. Будто я сюда с неба упала и не было окрест острова никакого шторма или же закончился он давным-давно.
Я какое-то время брожу вдоль берега, надеясь отыскать Принца, но не рискуя его окликать, ибо лес, черной стеной вздымающийся к небу буквально в сотне шагов от кромки воды, не внушает доверия. Я кошусь на него беспрестанно и порой не то замечаю, не то выдумываю мелькающие среди необъятных стволов алые огоньки звериных глаз.
Принца здесь нет – уже нет, – зато есть его жилетка. Встреча со штормом ее не пощадила, окончательно истончив и разодрав и без того ветхую ткань. Да и вообще она выглядит так, будто пролежала на прибрежной гальке не один день, омываемая всеми приливами и отливами. Половая тряпка, а не одеяние самого олвитанского принца.
Но одежда лишь метка, главная находка – выложенная поверх нее стрелка из камней. Простое и однозначное послание: Принц был здесь и ушел.
В лес.
И туда же тянется нить моей связи с Кайо, тонкая и дрожащая от долгой разлуки. Похоже, слишком долгой, хотя солнце не успело взойти, а я – проголодаться.
