Не знаю, кого я оплакиваю – лесную тварь, принявшую мой облик, себя саму или неупокоенных мертвецов, ставших жертвой людского безразличия и твоих амбиций.
Время растягивается и сжимается. Луна и звезды висят над кронами нарисованной картинкой. Щелк-щелк-щелк – щелкают суставы.
Я стою на границе двух лесов, смотрю на безликого мертвеца, который расхаживает меж широких стволов, словно привратник, и на шевелящуюся кучу тел за его спиной. Где-то под ними погребена Другая.
И я не уверена, что именно мне, а не ей стоило выбраться из рощи лишних.
Глава 15. Как ты
Незадолго до смерти мама рассказывала, что давным-давно ты любила сидеть у колыбельки, наблюдая за моими неуклюжими попытками приподняться и слушая счастливый смех, когда все удавалось. И в те минуты волосы твои сияли ярче солнца.
Поэтому я знаю, что ты могла получать силы не только от боли и страданий, но предпочла иной путь.
Идти «строго на восток» сложно.
Я не доверяю ориентирам этого леса, не доверяю тропам и собственным глазам, и неподвижное небо не помогает, так что приходится обратиться к чарам.
И к свету, и к тьме.
Первый – серебряной нитью прорезает чащу, указывая дорогу, а вторая – медленно и неохотно затягивает раны, нанесенные зубами и когтями лишних. Привалов я не делаю, исцеляюсь прямо на ходу.
Другая сказала, здесь тысячи лесов, и каждый кому-то принадлежит, и я, кажется, прохожу минимум через два владения – настолько разные в них и деревья, и земля, и даже камни. Но никто не пытается меня пленить или убить, никто не выходит навстречу и не наблюдает за мной из кустов – я бы заметила, с таким-то глазом.
В нем все еще теплится огонь, но с каждым часом все слабее, и я надеюсь добраться до Принца прежде, чем действие поцелуя Другой закончится. Уверена, без второго зрения вытащить его из ловушки будет непросто.
Когда нить света внезапно обрывается, точно перерезанная ножницами, жжение уже едва ощутимо, но я все же вижу дверь, вросшую в землю, словно еще одно дерево. Ослепительно белая, с бронзовой, местами потертой круглой ручкой, она исчезает, стоит прикрыть левый глаз, и появляется снова, едва я убираю от лица ладонь. Все попытки ее обойти заканчиваются провалом – в какую бы сторону я ни повернулась, куда бы ни пошла, дверь снова встает на пути, окруженная ветвями и мерцающей, будто крошечные жужжащие фонарики, мошкарой.
Не знаю, это ли моя цель и можно ли прорваться дальше с закрытым глазом, но даже пробовать не собираюсь. От таких настойчивых приглашений не отказываются.
С какой-то потаенной радостью, замешанной со злостью на весь этот проклятый остров, я решительно поворачиваю ручку – и дверь покорно открывается, чтобы явить мне… все тот же лес. По крайней мере, так кажется в первую секунду.
И лишь когда я переступаю порог, когда отпускаю створку и та бесшумно растворяется за моей спиной, все вокруг преображается. Чаща расступается, оставив меня на широкой, усыпанной цветами поляне, в самом центре которой красуется небольшой бревенчатый дом. Треугольная крыша его скособочена, будто залихватски сдвинутая на одно ухо шляпа, а выкрашенные в оранжево-желтые оттенки ставни и крыльцо в лунном свете словно полыхают кострами. Под одним оструганным боком ютится поленница, под другим – ведра и метелки. Окна темны, но из заломленной трубы-молнии струится дымок.
Дом выглядит игрушкой, позабытой на поляне рассеянным ребенком, но игрушкой жутковатой, так что навстречу к ее хозяину я не тороплюсь. Вместо этого обхожу по кругу, стараясь держаться поближе к лесу, присматриваюсь, то закрывая, то открывая левый глаз – картина не меняется, – и уже направляюсь к крыльцу, когда наконец замечаю Принца.
Он здесь, он правда здесь, стоит среди цветов, утопая в них, будто в озере. Я бросаюсь к нему, не думая, не медля, но, когда ноги начинают вязнуть в земле, как в болоте, отступаю, пячусь, возвращаюсь на твердую почву и присматриваюсь. Принц и впрямь тонет в этой поляне. Тонет и не понимает, потому что видит перед собой нечто совсем иное.
Я тоже вижу. Ловлю насланный на него морок краешком поцелованного глаза, почти утратившего столь ценный дар Другой. Морок, в котором Принц не один.
Напротив него, сплетенная из тьмы и света, из ониксовых нитей и серебра, мерцает призрачная фигура, которую я сразу же узнаю, несмотря на минувшие годы, не пощадившие никого. Это твой спаситель, самолично пронзивший мамино сердце. Твой муж, положивший к твоим ногам королевство. Правитель Олвитана, безумный, отравленный твоим ядом.
Он нависает над Принцем мрачной тенью, но и ты, ты тоже здесь. Почти неразличимая – лишь сизый дым за спиной супруга. А вот голос твой, трагичный, как все поэмы мира, и прекрасный, звучит громко и отчетливо.
– Он смотрит на меня, – говоришь ты, и невесомый дым касается плеча Короля. – Смотрит, едва ты отворачиваешься…
– Не верь ей, брат, эта змея… – пытается оправдаться Принц, но ты всхлипываешь – и Король хватает его за горло.
– Он был… был в наших покоях, когда я проснулась, – продолжаешь ты. – Нет-нет, я не позволила себя коснуться, но эти глаза… эти жадные глаза…
– Больше они тебя не потревожат, – обещает Король, когда ты печально умолкаешь, и, продолжая удерживать брата, вскидывает вторую руку.
Что-то сверкает между пальцев. Что-то тонкое и острое. А в следующий миг образы тают, и я слышу только полный боли крик Принца.
Глаз мой остывает, словно брошенный в ледяную воду уголек, я больше не вижу того же, что и он, лишь снова и снова слышу:
– Не верь ей, брат, эта змея…
И следом этот нечеловеческий вопль.
Принц застрял в воспоминании, и страшно представить, сколько раз ему уже пришлось его пережить, пока я сюда добиралась. И сколько еще придется…
Я мечусь у края топкой поляны, зову его, тянусь светом и тьмой, но все чары упираются в невидимую преграду, каплями стекают вниз и впитываются в землю. Тогда я на пробу бросаю мелкие камешки – и они спокойно долетают до Принца.
Значит, нужно что-то… материальное. Длинная ветка или?..
Метла!
Я бросаюсь к дому, только в нескольких шагах от него замедлившись, затаив дыхание и даже пригнувшись. Конечно, если внутри кто-то есть, он мог уже слышать мои мольбы и проклятья, обращенные к Принцу, но даже запоздалая осторожность лучше, чем никакой. Так что я крадусь к целой охапке метел, торчащих из глубокого деревянного ведра, и даже успеваю ухватиться за черенок, когда сверху доносится спокойный мужской голос:
– Короткая, не дотянешься.