– Кто ты? – прямо спрашивает он уже привычным шелестящим голосом, не отрывая от меня взгляда. – Зачем ты ей?
Я молчу. Не то чтобы эта тайна так уж важна теперь, но говорить о тебе вслух по-прежнему сложно. Почти невыносимо.
Наконец я решаюсь:
– В нас одна кровь. Мы росли вместе. А потом она призвала врага в наш дом, убила нашу мать, почти убила меня. И знает, что я приду. Ждет.
Я смотрю на всех по очереди и замечаю, как бледнеет Охотник, отчего шрамы на его лице становятся будто еще глубже. Темнее. Как беззвучно охает и тянет к нему руку Искра. Как закрывает глаза Принц, словно ему больно от слова «враг», но иного я не нашла.
Только Волк остается невозмутим и собран.
– Сестра, – коротко подытоживает он и, что-то обдумав, уверенно кивает: – Иду с тобой.
– Нет, вам лучше…
– Я тоже, – хрипит Охотник и делает шаг ко мне, но тут же, словно опомнившись, отступает.
Искра что-то бормочет себе под нос, смотрит на друга с упреком и жалостью и сплевывает:
– Отлично. Идем вместе.
Ну хоть ее эта идея не воодушевляет.
– Да что с вами? – удивляюсь я. – Так не терпится умереть?
– Не терпится домой, – говорит Волк, и в лице его что-то меняется, словно захлопывается дверь.
Кажется, все сказано, и в следующий раз мы услышим его нескоро.
Искра трет лоб и теребит косу, уже до того взлохмаченную, что я только теперь замечаю вплетенные в нее бусины и золотистые перья.
– Он, – кивает она на Охотника, – не отступит, тем более теперь, можешь даже не сотрясать воздух. А я его не оставлю.
Я растерянно смотрю на Принца и вздыхаю, оценив его счастливую улыбку.
– Глупцы и безумцы. Постарайтесь хотя бы не попасться.
Надо было настоять на своем. Спорить, убеждать, угрожать. Или даже ослепить, оглушить их светом и сбежать, пусть сила во мне по-прежнему едва теплится, будто и не было этой ночи отдыха.
Я могла что-то сделать, объяснить, но сдалась, и теперь не могу смотреть им в глаза. Потому что сердце восторженно трепещет: я не одна. Потому что с плеч каменным крошевом осыпается часть неподъемного груза.
А потом я вижу стену и понимаю, что врата – и впрямь единственный путь. И удивляюсь, как не заметила этот костяной частокол еще ночью: белый, пронзающий небеса, он наверняка просматривается из любой точки города.
Чем ближе мы подходим, тем яснее становится, что эти бесконечно длинные заостренные столбы, чуть изогнутые к сердцу города, отнюдь не вкапывали в землю, скорее они выросли из нее. Словно костяные деревья. Или клыки, готовые сомкнуться над Внутренней Аброй и дворцом.
Обрамленные золотом арочные черные врата в три человеческих роста тоже заметны издали, как и свернувшееся перед ними чудовище, а вот пара твоих верных солдат совсем теряется на этом фоне. Так что когда они вдруг выходят из тени и преграждают нам путь скрещенными секирами, я от неожиданности замираю и цепляюсь за Принца. Он тоже останавливается.
Так вот они какие, прихвостни Экзарха с отрезанными языками, о которых предупреждала Искра. Бледные, темноволосые, почти безликие – похожие на размытые дождем портреты вроде бы молодых людей, но черты до того смазаны, что не скажешь наверняка. По левой стороне их черных мундиров вьется узор – пять золотых прядей на каждого.
Они смотрят на нас светящимися зеленью глазами и вытягивают свободные руки с выставленными указательными пальцами.
Понять безмолвный жест несложно.
«По одному».
– Нет, мы пойдем вместе, – отвечаю я и вижу, как изгибается за их спинами огромный чешуйчатый страж.
Цвет его, цвет мха и гнили, течет и меняется в лучах рассветного солнца – это то почти прозрачный изумруд, то ведьмовское зелье, то болотный ил. Змей ползет, но не двигается с места, только затягивает и ослабляет узел длинного тела, и наконец из-под его изогнутых арок одна за другой высовываются все пять голов.
– Про…
– Пус…
– Тить… – по очереди шипят три из них, и солдаты в тот же миг расходятся, беспрекословно, без раздумий, лишь звякнув напоследок секирами.
– Вы точно знакомы, – бормочет позади Искра, а Принц крепче стискивает мою здоровую руку.
– В кои-то веки я рад, что слеп…
Да, я бы тоже не отказалась ослепнуть, ибо облик стража, его увенчанные острыми гребнями головы, покачивающиеся над запутанным узлом тела, пробуждают не самые приятные воспоминания.
«– Почему их пять?
– Чтобы связно говорить. Одной голове нужен перерыв после каждой гласной. Это так раздражает…»
– Я…
– Ску…
– Чал… – выдыхает змей тремя пастями, пока мы медленно к нему приближаемся.
Мы с Принцем первые, а следом Искра, Охотник и Волк.
– Вы…
– Рос…
– Ла…
– Мы хотим пройти в город! – почти кричу я в ответ, потому что страж тоже будто подрос и на такой высоте головы явно не услышат обычную речь.
– За…
– Гад…
– Ки… – оживляются они, танцуя на ветру, а парочка даже спускается пониже, пощелкивает языками перед нашими лицами.
– Иг…
– Ра…
– Ра…
– Ра…
– Ра…
– Мы готовы, – говорит Принц.
– Что ж-ж-ж-шшшшшшш…
– Мно…
– Го…
– Пут…
– Ни…
– Ков…
– Три…
– Воп…
– Ро…
– Са…
– О…
– Дна…
– О…
– Шиб…
– Ка…
– Ни…
– Кто…
– Не…
– Прой…
– Дет…
Головы молниеносно подхватывают слоги друг за другом, поэтому речь их вполне плавна и понятна, разве что разные голоса сбивают с толку. Голоса, украденные у людей. Молодые и старые, мужские и женские, искаженные змеиными пастями, стражу они все равно не подходят.
– Согласны, – отвечаю я за всех, потому что выбора нет, и стискиваю обмотанную тряпкой каменную руку, которую так хочется пустить в дело…
Думаю, ты бы оценила статую змея перед вратами. Вот только что-то подсказывает, что живым его можно считать весьма условно, а значит, проклятье бесполезно.
