– Эй, – едва слышно шепчу я. – А это точно история о дружбе?
– О дружбе? – Принц удивленно изгибает бровь. – О нет, ни за что. Дружить с ней я точно не собираюсь.
После чего склоняется еще ближе и наконец целует.
После
Мертвые не лгут, я продолжаю слышать это со всех сторон, но все еще с трудом верю.
Сомнения терзают разум и сердце, даже когда над головой моей возносят королевский венец.
– Кровь от крови, потомок древнего рода…
Рядом, коленопреклоненный, стоит Принц и незаметно поглаживает мои пальцы в укрытии пышных юбок. Вскоре мне предстоит звать его иначе, ведь второй венец, пока еще покоящийся на бархатной подушке, предназначен для него.
– Плоть от плоти… сильная духом… верная народу…
Слова старого ведуна, явившегося в Бронак накануне коронации, эхом звенят под сводами восстановленного тронного зала. И трон за моей спиной самый настоящий, мало похожий на ту украшенную каменьями иллюзию, что переливалась всеми красками на дворцовых руинах. Теперь здесь все настоящее.
– Волею богов…
Я почти не слушаю.
Не из прихоти или рассеянности, просто в ушах будто плещется озерная рыба, и сердце стучит баматийским бубном – «бум-бум-бум», затмевая прочие звуки. А еще то и дело вспоминаются другие слова…
«Когда дочь твоя станет невестой, Ирмания получит свою сильную и благородную правительницу… Когда дочь твоя станет женой, Ирмания получит мудрого и всеведущего короля».
Это все сотворила ты.
Сотворила нас с Принцем. Болью и лишениями, кровью и слезами. Ты дала нам цель, дала единого врага, подарила друг друга…
– Как боги стоят над смертными, так…
Да, я все еще сомневаюсь, что достойна. Слишком многое во мне не сходится с тем образом, что уже прижился в умах людей. Но Принц верит, и ладонь его тепла и крепка, а глаза, хоть слепы, видят дальше и глубже многих.
Наконец венец опускается, тяжестью золота приминает волосы, и старец провозглашает мое имя.
Имя новой королевы Ирмании.
Дочери ведьмы, племянницы короля, возлюбленной ведуна, подруги Жар-птицы, соратницы Волка, должницы Охотника…
Столько ролей, но главная из них та, память о которой наверняка постараются затереть, развеять по ветру, вымарать из книг. Ведь, в кого бы я ни превратилась в будущем, прежде всего я навсегда останусь твоей сестрой.
Сестрой величайшей Королевы, пусть величие это пропитано мраком и тленом.
Настает черед Принца, и он сильнее стискивает мою руку, вызывая улыбку. Думаю, будь мы одни, я бы услышала еще одну поучительную историю о дружбе, из тех, которыми он разражается в особенно нервные моменты.
– Волею богов…
На сей раз речь коротка, но не менее торжественна, и когда мы встаем, переплетая пальцы, зал наполняется приветственными криками и хлопками. От них хочется сбежать, укрыться, спрятаться под крышей знакомой до последнего камня башни в самом сердце Кронбрежского леса, но я не двигаюсь с места, лишь держусь за Принца, как он – за меня.
И будет так, пока мы есть друг у друга.
Пока вяжут лесные спицы цветочно-травяной шарф, пока растут в каменном саду яблоки, пока парят мотыльки над мертвым болотом, пока звучат пророчества и сплетаются из слов сказки.
Вечно.
КОНЕЦ
Наследница
(Бонусный рассказ)
Говорят, нет пары счастливее, чем король и королева Лейдфара. Лица их, обращенные друг к другу, всегда озарены любовью; лица их, обращенные к народу, неизменно вызывают восхищение.
Говорят, королева вышла из чащи и принесла с собой ароматы трав и тайные знания лесного народа.
Говорят, король лишился ступни, выручая возлюбленную из беды, и только благодаря стараниям какого-то придворного умельца нынче даже не хромает.
Говорят, если бы не их смелость и самоотверженность, заняла бы престол темная тварь, которую не убить ни деревом, ни металлом, и погрузился бы мир во мрак.
Много чего о них говорят, но мало кто знает всю правду.
Я – знаю.
Ведь именно ко мне сейчас с улыбкой – и все же слегка прихрамывая – приближается мой король. Именно моей руки касается длинными пальцами, и именно мне жалуется на тяжесть короны и глупость советников.
– Что бы я делал без тебя, – вздыхает он, опуская голову на мое плечо, и в это мгновение мы с ним близки как никогда.
– Что бы я делала без тебя, – отвечаю я эхом.
И король закрывает глаза.
Да, кроме нас двоих, еще лишь один человек знает всю правду, но никогда ее не расскажет.
Нам с сестрой было по семнадцать, когда бабушка сгинула в лесу.
Она и прежде могла исчезнуть на день-два, если духи-шутники путали тропы, не желая отпускать старую травницу, но всегда находился способ их задобрить и угомонить. На сей же раз, видимо, стряслось что-то посерьезнее.
Ночи сменялись днями, все отчетливее ощущался в воздухе трескучий аромат приближающихся морозов, и на вторую седмицу я совсем извелась и начала собираться в дорогу. Бабушка у нас, конечно, была крепкая и леса эти знала лучше, чем я родинки на собственной ладони, но даже сильнейшие воины рано или поздно погибают в бою.
А бабушка если и прихватила с собой какое оружие, то лишь древний рассохшийся посох да крохотный ножик – стебли подрезать.
– Пропадешь, – равнодушно заметила сестрица, когда я запихивала в мешок все, что считала необходимым в дороге. – Ты ведь даже не знаешь, в какую сторону она направилась.
– Будто ты знаешь, – огрызнулась я.
Отношения у нас никогда не ладились, а уж в последнюю пару лет – и подавно. Не протянулось меж нами той особенной ниточки, что связывает не то что близнецов, а даже просто родственников. Сали было тесно в нашем доме, тесно в коконе бабушкиных правил и уроков. Ее не интересовали ни травы, ни зелья, и при любой возможности она торопилась в одну из близлежащих деревенек на какую-нибудь ярмарку или любое гулянье.
– Что лица разные боги слепили, что нутро, – часто повторяла бабушка.
И не то чтобы я была такой уж одаренной и успешной ученицей, просто осознавала, что больше ей некому передать свои знания. А знания меж тем редкие, ценные – как-никак получены от давно канувшего в небытие лесного народа.
Поэтому я старалась как могла – ради наших предков, ради потомков, ради тех, кого однажды может спасти неприметный корешок или до оскомины кислая ягода.
