Для чего нужны убеждения
Прежде чем мы перейдем к изучению нейробиологической природы религиозных верований и политических убеждений, мы рассмотрим неврологические механизмы, лежащие в основе создания смыслов в самом широком значении этого термина. Почему люди настойчиво ищут теории, объясняющие мир и нас самих? Откуда столь сильное стремление к анализу и толкованию? Какую функцию оно выполняет?
В своей новой книге «Тайны мозга. Почему мы во все верим»
[30] Майкл Шермер, профессор психологии и основатель журнала Sceptic, предположил, что наша способность формировать убеждения является неотъемлемой частью эволюции человека. Мы уже убедились, что любовь в каком-то смысле является побочным продуктом инстинкта размножения. Шермер же небезосновательно считает, что убеждения являются побочным продуктом постоянного стремления нашего мозга к поиску паттернов – способности, давшей человеку явные эволюционные преимущества. Например, научившись распознавать морды хищников в тени джунглей и выявлять определенные закономерности, человек смог принимать решение спасаться бегством, чтобы не стать обедом для голодного зверя. Благодаря этому отдельные индивиды смогли выжить в суровых условиях и передать этот навык своему потомству. Мы уже познакомились с этой концепцией в главе о восприятии и обнаружили, что иногда, как в случае с шизофренией, встроенные в мозг механизмы самозащиты могут работать некорректно.
Наш мозг можно назвать двигателем убеждений, потому что он постоянно пытается извлечь смысл из поступающей в него информации. Паттерны возникают благодаря категоризации и взаимосвязи информации, полученной от органов чувств. Цель этой во многом подсознательной работы – обеспечить осознанную когнитивную деятельность, направленную на прогнозирование и планирование будущего.
Это потрясающий механизм, но он не всегда работает безупречно. У мозга есть слабость всегда выводить общее из частного. Как правило, достаточно испытать какой-либо опыт в схожих условиях два-три раза, чтобы мозг с радостью увидел в этом подтверждение его «реальности». Мы моделируем нашу текущую действительность на основании своего предшествующего опыта, и это прогнозирование помогает нам планировать будущее. Это очень важно для формирования поведения через то, что мы называем непосредственным опытом. Допустим, вы берете яблоко; вы съедаете его; вы обнаруживаете, что оно вкусное; следовательно, вы ожидаете, что и следующее яблоко тоже будет вкусным. Так и есть, поэтому вы повторяете этот опыт раз за разом и убеждаетесь, что яблоки вкусные. Вполне логично, что вы и дальше будете их есть.
Мы не единственный биологический вид, действия которого в будущем определяют подобные ассоциации, возникающие на основе информации, которая была получена из окружающего мира. Это один из основных навыков, известный у представителей многих видов и играющий ключевую роль в их выживании. Более того, им владеют даже существа, не имеющие мозга. Обыкновенный садовый горох, Pisum sativum, можно обучить ассоциациям не хуже, чем собаку Павлова. В экспериментах ученого собака получала еду после звонка. В отличие от пса, реагирующего на звонок, или человека, у которого начинает урчать в желудке при виде наливного яблока, горох может «научиться» ассоциировать поток воздуха с источником света, поэтому, попав в неосвещенный лабиринт, он начинает расти в направлении воздушного потока из вентилятора. Растение выбирает, в каком направлении пустить побеги на основе своих знаний. Если даже горох способен формулировать элементарные представления о том, как работает мир вокруг него, человечеству стоит задуматься, так ли велика роль сознания, как мы привыкли считать. Чем больше мы узнаем о нейробиологии других организмов, тем больше возникает сомнений в превосходстве человека над остальной природой.
Убеждения как побочный продукт восприятия
Вернемся к механизмам формирования представлений о мире у людей. Убеждения могут возникать не только на основе непосредственного опыта, но и на основе социального взаимодействия, когда информация передается от человека к человеку. Большую часть нашей жизни мы оцениваем слова других людей и решаем, включать ли полученные от них знания в свою картину мира (еще один удивительный факт: вероятно, у растений тоже есть механизмы, позволяющие им учиться через социальное взаимодействие; мы подробно рассмотрим это, когда будем говорить о социальном значении нейробиологии).
Что же касается людей, для нас социальная коммуникация имеет фундаментальное значение. Мы эволюционировали благодаря способности сознательно размышлять о мире и говорить о нем, передавая наши личные убеждения через язык. Речь традиционно считается непревзойденным когнитивным навыком человека, которому мы отводим ключевую (и поразительную!) роль в способности общаться и строить теории.
Как мы уже убедились в начале этой книги, основа нашего уникального восприятия мира формируется в первые годы жизни, когда человек словно губка впитывает в себя информацию и впечатления. Затем наступает другой критический период – подростковый возраст, когда синаптический прунинг и стремление к новым ощущениям образуют взрывную смесь, которая позволяет человеку сформировать свои основные представления о себе и о мире. К 20 годам у мозга уже есть достаточно много материала, готового лечь в основу системы убеждений. Проблема в том, что как только мозг составил мнение о чем-то, каким бы неполным или ошибочным оно ни было, он предпочитает оставить его без изменений. А поскольку он стремится искать смысл там, где его нет, то легко понять, почему люди с готовностью делают неверные выводы (например, о превосходстве белой расы) из цепочки бессвязных событий. Затем мозг начинает искать доказательства, игнорируя любые противоречия, и в результате реальность человека начинает вращаться вокруг этого убеждения.
Описанный процесс образования убеждений повторяет физиологический процесс формирования нервных путей. В обоих случаях мы имеем дело с самоукрепляющейся петлей. Как и в случае с механизмами восприятия, мозг и здесь ищет лазейки, чтобы экономить силы при обработке информации. Вам может показаться, что мозг ленив по своей природе, но на уровне глубоких межнейронных связей ему действительно легче поддерживать, а не менять убеждения. Чтобы сознательно изменить свое мнение о чем-либо и заложить новые нервные пути для противоположных взглядов, нужны дополнительные усилия, а лишняя трата энергии может не стоить того. В первую очередь это касается семейных и религиозных убеждений, поскольку они относятся к людям, определяющим нашу социальную идентичность. В этом случае цена слишком высока, так как трансформация системы ценностей может повлиять на взаимоотношения с близкими. Решение извечного вопроса о том, может ли человек изменить свое мировоззрение, а заодно и фундаментальные черты своего характера, может иметь грандиозные последствия. К этому мы еще вернемся.
Умные, но не уникальные
Не стоит говорить о том, как сложна вся умственная деятельность, связанная с обработкой информации, восприятием, формированием понимания, составлением убеждений о мире и их передачей другим людям. Мы действительно можем гордиться своими когнитивными способностями. Однако наше свойство считать себя единственными «мыслящими» существами на планете означает, что мы привыкли воспринимать человека как венец творения, а также не замечать и преуменьшать когнитивные способности других существ. Кроме того, мы внушили себе, что обладаем безграничной свободой воли. Мы отчаянно хотим верить, что люди – это не просто (умные) животные или, пользуясь современной метафорой, машины. Мы настаиваем на этом, исходя из того факта, что человек способен принимать решения, действовать в соответствии с ними и делать из этого выводы. Мы даже прибегаем к убеждениям, основанным на нашем несовершенном механизме прогнозирования, чтобы рационализировать свои действия после события и придать смысл миру вокруг себя и своей собственной жизни.
